Магия госпожи Метелицы

– Соева иногда странно себя вела, – вздохнула Нина Максимовна, – вроде не скаредная, но отказалась деньги на подарок для Карелии к ее дню рождения сдавать. Мы всего по пятьдесят рублей сбрасывались. Правда, это тоже сумма, на нее можно шоколадку купить. Вечно у нас в коллективе поборы, то у кого-то день рождения, то Новый год!

– Если купишь шоколад за полтинник, он окажется жутким дерьмом! – вспыхнула Жорина и направилась к двери. – В составе не найдется и крошки какао-бобов, налопаешься пальмового масла с красителями и получишь коллапс печени! Жадная ты, Нина Максимовна, противно слушать твои рассуждения про шоколад!

Глава 17

– Что это с ней? – удивилась Федотова. – С чего это она разозлилась? Ничего обидного я не сказала.

– Ангелина уже неделю на всех бросается, – вдруг раздался голос Шитовой, которой в учительской не было.

– Маша, ты где? – подпрыгнула биологичка.

Зеленая скатерть, закрывавшая длинный стол, зашевелилась, из-под нее высунулась голова Марии Геннадьевны.

– Тут.

– Господи, – всплеснула руками Нина Максимовна, – что ты там делаешь?

Шитова выбралась наружу.

– Бусы рассыпала, пришлось собирать. Ангелина странная стала, чуть что – в истерику впадает. Ты, Нина, должна быть с ней осторожна, а то получишь ни за что.

В учительскую заглянул мальчик.

– Мария Геннадьевна, куда плакаты вешать?

– Иду, Гена, подожди, – велела Шитова, отряхнула брюки и исчезла в коридоре.

– Нет, ты видела? – возмутилась Федотова. – Сидит под столом и молчит партизаном. Давно ты тут находишься?

– Ну… минут десять, – прикинула я. – Когда пришла, здесь один Кожзам был, преподаватель физики.

– Кокозас, – хихикнула Нина, – выучи его имя, иначе врага наживешь. А где Маша кантовалась?

– Наверное, под столом, – предположила я, – не видела ее.

– Разве прилично в укрытии затаиться? – негодовала Федотова. – Мы с тобой думали, что одни в учительской, мало ли о чем болтать могли. Маша себя дико ведет, а Ангелину истеричкой считает! У нас тут все с прибамбахом. Возьмем Веру Борисовну, тоже со своими тараканами была, можно сказать, их у нее целая стая водилась. Можешь в библиотеку зайти и убедишься: цветы на подоконниках по высоте стоят, стулья она к столам придвигала, и упаси господь их переместить. Дети к ней поэтому ходить побаивались. Мне Катя Потемкина рассказала: «Придешь в библиотеку, а Вера Борисовна говорит: «Садись по центру сиденья, не ерзай». Если не по ее поступить, она ругается. Вообще за книгами ходить теперь влом». Я Катерине не поверила, она приврать любит, но решила проверить и, если это правда, Полине Владимировне про Соеву доложить. В нашей гимназии ребятам даже по успеваемости замечаний делать нельзя, а Верка их из-за мебели шпыняет. Поднялась к ней, подошла к столу, попросила: «Дайте мне Пушкина, хочу стихи почитать». Соева к стеллажам направилась, я на ее стол смотрю! Мама родная! В стакане пять одинаковых ручек, книги сложены стопкой, внизу большие, сверху маленькие, формуляры в коробке выравнены. На левом краю стола поднос, на нем чашка, чайник и сахарница параллельно друг другу стоят на равном расстоянии, на маленькой тарелочке два пирожка, а две конфетки, словно солдаты на плацу, выстроены. Когда Соева с Пушкиным появилась, я не выдержала и спросила: «Вера Борисовна, вижу, вы любите идеальный порядок». Она прищурилась.

– И что? Аккуратность лучше бардака, а красота спасет мир. Или вы предпочитаете хаос и уродство? Мне нравится, когда вещи находятся на строго определенных местах, я выработала для себя эти правила и тщательно их соблюдаю. Если хочу попить чаю с приятным человеком, никогда не поставлю для себя чайную пару в цветочек, а для него в горошек. Фу! Все должно быть прекрасно! Стоять параллельно или по линейке, иначе нарушается гармония.

Федотова пошла к подоконнику.

– И что это? Шиза!

– Вы рассказали Хатуновой про стулья? Объяснили, почему ребята избегают общения с Верой Борисовной? – заинтересовалась я.

Нина включила чайник.

– Конечно. Директриса пообещала провести с Соевой беседу. Я хотела ей еще про вороватость Веры доложить, но постеснялась.

– Соева крала вещи? – насторожилась я. – У кого?

Биологичка скорчила гримасу.