Магия госпожи Метелицы

Недавно в гимназию приезжал очень богатый человек, Полина велела подать чай. Елена же второпях расколошматила весь сервиз и, зная, что Хатунова с гостем ждут чай, кинулась в учительскую, схватила первые попавшиеся разномастные кружки и принесла их в кабинет директрисы. Хатунова чуть со стыда не сгорела. После ухода олигарха она отчихвостила Елену, пообещала:

– Если еще что-нибудь расквасишь, я тебя уволю.

Федотова, рассказавшая мне эту историю, упомянула, что секретарша сильно перепугалась. Понятно, о чем я говорю?

– Пока да, продолжай, – велел Андрей.

Я понеслась дальше.

– Теперь еще одна история. На следующий день после смерти Хатуновой я не смогла найти в шкафу в учительской свою кружку. Ничего особенного в ней нет, она недорогая, белого цвета, я специально купила ее, чтобы в школе чай пить. Но у чашки была примета, на ее дне кто-то написал, как мне показалось, темным фломастером цифру сто. В магазине я отметину не заметила, дома же несколько раз потерла покупку мочалкой, но не отскребла цифру. Сначала расстроилась, но потом решила, что для чайной церемонии в гимназии и так сойдет. Недоумение по поводу испарившейся кружки я высказала вслух в присутствии Нины Максимовны, а та спросила:

– Что на ней было нарисовано?

И узнав, что ничего, сказала:

– Кабы было изображение собак-кошек, то ее точно Вера Борисовна сперла, а раз чисто-белая, значит, Лена опять кружку Полины грохнула, испугалась, что ее выгонят, и утащила из учительской вашу, чтобы директриса ее очередного безобразия не заметила. Федотова рассказала мне, что утром Хатунова плохо себя чувствовала, то ли она простудилась, то ли на нее плохо подействовали уколы ботокса. Полину Владимировну знобило, Федотова посоветовала ей выпить горячего чаю. Директриса в ее присутствии открыла шкаф, а там! Новых чашек, купленных недавно взамен разбитого Леной сервиза, нет, на полках беспорядок, рассыпаны крошки, стоит одинокая кружка, разрисованная котятами-щенятами. Полина и Нина Максимовна сообразили, что Елена скорей всего расколошматила в очередной раз сервиз и поставила в шкаф одну кружку на случай, если начальница пожелает побаловаться чайком. Взбешенная Полина позвонила не вышедшей на работу секретарше, та, рыдая, призналась:

– Вчера вечером я понесла в туалет мыть новые чашки, уронила поднос. Простите, у вас там есть одна кружечка. Я куплю новый сервиз на свои деньги. Вот только выздоровлю, у меня грипп, температура высокая.

– Ты уволена! – перебивает девушку начальница, берет с полки одинокую кружку и идет заваривать себе чай.

Когда мы с Ниной Максимовной вошли в кабинет Хатуновой, я увидела на письменном столе чашку с изображением собачек, из которого директриса пила чай. Когда стало понятно, что Хатунова умерла, Федотова чуть не упала в обморок, ей стало дурно, я увела Нину Максимовну в холл, там мы наткнулись на Соеву, она спросила:

– Что случилось?

Я знала, что кабинет Полины не заперт, ключ от него Лена потеряла, поэтому шепнула библиотекарше:

– Вера Борисовна, Полина Владимировна скончалась на рабочем месте, похоже, у нее инфаркт. Очень вас прошу, не кричите, подежурьте у двери кабинета, никого туда не пускайте, я быстро вернусь, а полиция уже едет.

Произнеся просьбу, я в ту же секунду поняла, что совершила глупость. Библиотекарша сейчас впадет в истерику, как Нина Максимовна. Но Вера неожиданно спокойно кивнула, чем вызвала мое удивление. В тот момент я еще не знала, что Соева училась вместе с Хатуновой в медвузе и некоторое время работала патологоанатомом, Вера Борисовна не боится трупов.

Я посмотрела на Андрея.

– То, что до сих пор я рассказывала, это факты, а теперь изложу свои домыслы. Полагаю, Соева заглянула в кабинет Хатуновой, она небось хотела достать из стола папку с фотографиями, но поостереглась, побоялась, что кто-нибудь ее заметит с ней, увидела кружку с собачками, пришла в восторг и схватила ее. Давай вспомним, что у Веры в юности был опыт сотрудничества со следователями, она же служила патологоанатомом в судебном морге. Соева понимала, что полиция удивится, если на столе с чайником и пастилой не будет кружки, полезла в шкаф, чтобы поставить вместо украденной другую чашку, но на полках было пусто. Наплевав на осторожность, Вера бежит в учительскую, хватает первую попавшуюся под руку емкость, это оказывается моя белая чашка. В гимназии идет урок, дети и педагоги сидят в классах. Я умываю в туалете рыдающую Федотову, Соеву никто не видит. В качестве последнего штриха она наплескала в мою кружку немного заварки из чайника и засунула вожделенную чашку с собачками в карман своего платья, выдохнула, и тут в кабинет вошел вызванный мной охранник.

– Не логично получается, – не выдержал Платонов, – Соева сообразила, что нельзя брать папку с дорогими сердцу снимками, которые могли навести внимательного человека на мысль об организации «Свобода или смерть», и… схватила ерунду? Прошлась туда-сюда, не боясь, что ее увидят, поймают за руку?