Магия и пули

— Как вам выступление царя? — спросил Родзянко[71].

— Умен, — отозвался Милюков. — Все свои провалы и просчеты свалил на коварство германских магов. Дескать, вот кто виноват.

— Заодно не пожалел наград и памятников для погибших героев, — подхватил Гучков и добавил желчно: — Принесло же этого Юсупова из Парижа! Пусть бы там и пребывал.

— Говорили, что за ним охотилась германская разведка, — произнес Родзянко. — Князь скрывался от нее. Даже имя поменял.

— Да зачем он сдался тем германцам? — возразил Гучков. — Это сплетни и легенды. Что нам делать, господа? Речь царя неизбежно вызовет взрыв патриотизма и поддержку самодержца у низов.

— Полагаю, что не только там, — заметил Милюков. — Вы заметили, как рукоплескали члены наших партий?

— Да, — вздохнул Родзянко. — Столько лет работы, денег и усилий… Все насмарку. Смену власти придется отложить.

— Черт взял к себе этого Юсупова! — пробурчал Гучков…

* * *

— Наме?

— Клаус, герр офицер. Клаус Вольф.

— Немец?

— Фольксдойче[72]. Родился и вырос в России. Мой отец трудился на заводе как простой мастеровой. По его примеру я стал токарем. Началась война, и меня мобилизовали.

— Чин?

— Унтер-офицер.

— Вас нашли на поле боя в кожаной тужурке авиатора. Русские солдаты их не носят.

— Я служил в авиаотряде. Поначалу как механик, после обучили как пилота. Среди них огромные потери, герр офицер. Воевать я не хотел, но меня не спрашивали. Приказали — сел в кабину. Это был мой первый и последний вылет. Аэроплан наш сбили аппараты рейха. Повезло, я уцелел и решил использовать свой шанс перейти на сторону Германии. Двинулся на запад, и спустя время встретил ваших доблестных солдат. Подошел к ним и сказал, что сдаюсь. В это время за спиной раздался взрыв. Я потерял сознание и очнулся уже в лагере.

— Ваше счастье, что раненый при обстреле германский офицер это подтвердил. К сожалению, он вскоре умер от потери крови.

— Очень жаль. Я не виноват.

— Ну, еще бы! Там по лесу били из морских орудий. Повезло вам, Вольф. Уцелеть единственному из все тех, кто там находился. Вы хороший токарь?

— Русские считали меня лучшим на заводе. Я же немец, а не варвар, как они.

— Не откажетесь трудиться на заводах рейха?

— Буду счастлив, герр офицер!..

Федор закрепил заготовку в патроне. Проверил резец и подачу. Включил привод. Острие резца прикоснулось к металлу нежно, почти интимно, и двинулось вдоль будущего поршня, оставляя идеальную блестящую поверхность. Тонкая стружка падала в желоб, образуя сложные кружевные узоры фиолетового цвета.

После первого прохода Федор замерил диаметр штангенциркулем и повторил операцию. Проточил канавки для колец, лишь потом заметил, что мастер Бергман стоит справа, наблюдая. Федор завершил работу и достал готовый поршень из патрона.

— Вы желаете проверить, герр мастер?

Тот молча взял инструмент и через минуту удовлетворенно кивнул.

— Никогда не думал, что остарбайтер сможет вытачивать поршни не хуже германских рабочих и при этом обеспечивать норму выработки, — сказал важно.

— Благодарю, герр мастер.

— Попрошу начальство увеличить вам паек.

— Данке. Я могу рассчитывать на зарплату немецкого рабочего?

— С окончанием войны и принятием вас в подданные кайзера — и никак не раньше. Вы ведь подали прошение?

— Разумеется, герр Бергман.

— Осталось немного подождать.

Мастер повернулся и ушел. Прозвучал гудок, означавший перерыв на обед. Федор выключил станок и сходил в раздевалку, где помыл руки. Возвратившись, достал из тумбочки небольшой сверток из оберточной бумаги. Заводская столовая исключительно для немцев, остарбайтерам туда хода нет. Свой паек они приносят с собой. Федор развернул бумагу. Четыре вареных картошки, небольшая селедка — вот и весь обед.

— Клаус!

Федор оглянулся. На него, улыбаясь, смотрел Отто Циммерман, токарь из соседней линии цеха.

— На, держи! — немец протянул ему сверток из вощеной бумаги.

Федор взял и развернул. Ломоть хлеба, щедро намазанный лярдом[73]. Сытный бутерброд.

— Данке, Отто!

— Не за что, — хмыкнул Циммерман и согнул в локте руку с сжатым кулаком, поднеся его к плечу.

— Рот фронт![74]

— Рот фронт, камрад! — Федор в свою очередь вскинул кулак.

— После смены загляни в бытовку, — сказал Циммерман. — Камрады пожелали познакомиться с тобой поближе.

— Буду! — кивнул Федор.

— Приходи, — Циммерман повернулся и ушел.

Федор, не сдержавшись, впился зубами в бутерброд. Откусил и начал медленно жевать. Боже, как вкусно! Свежий хлеб и лярд — роскошь для нынешней Германии. Данке вам, камрады!

— Так они не просто так, — хмыкнул Друг. — Что-то нужно от тебя.

— Нужно, так дадим, — ответил Федор.

— Революцию, к примеру?

— Можно революцию. Стану красным князем. Почему бы нет? — промолвил Федор, расправляясь с бутербродом.

— Гитлера задушим в колыбели, — Друг захохотал. — Ну, пока еще он «Майн капф» не написал. Коммунистов к власти приведем, пусть они тут дружно строят коммунизм. Нам Германии не жалко[75]. Как вам план, der rote Prinz[76]?

— Коллосаль! — ответил Федор…