Магия и тайна Тибета

В храмах, залах и дворцах верховных священнослужителей царила варварская роскошь. Ни одно описание не передаст его настоящего великолепия. Золото, серебро, бирюза, нефрит в изобилии использовались для украшения алтарей, надгробий, для дверных орнаментов, ритуальных принадлежностей и еще при изготовлении домашней утвари, которой пользовались богатые ламы. Можно ли сказать, что я пришла в восторг от этой пышности? Нет, это не совсем верно и по-детски, – я восприняла ее как работу могущественных гигантов, чей мозг еще не развился до конца.

Этот первый контакт с Тибетом даже повлиял бы на меня не совсем благоприятным образом, но передо мной везде представало свойственное ему спокойное одиночество, и я знала, что оно скрывает мудрецов-аскетов, способных держать в повиновении вульгарность, присутствующую во всем этом великолепии в глазах масс.

Таши-лама, очень любезный со мной и бесконечно внимательный всякий раз, как я навещала его, отлично знал, где находится мой Париж, и произносил слово «Франция» на прекрасном французском языке. Мое рвение к изучению ламаизма очень нравилось ему, и он охотно помогал мне в исследованиях, как только мог. Почему бы мне не остаться в Тибете, спрашивал он меня.

И вправду – почему? Желание это не покидало меня, но я знала, что преподобному великому ламе, как ни велико его значение и уважение к нему в стране, не хватит власти, чтобы получить для меня разрешение жить в Тибете.

Тем не менее, будь я в тот момент так же свободна от всех обязательств, как во время путешествия в Лхасу, сделала попытку воспользоваться защитой, им предоставляемой, и поселиться в каком-нибудь уединенном месте. Но я не предвидела, что такое предложение последует. Мой багаж, записи, коллекции фотонегативов (и почему мы считаем эти вещи такими важными?) остались либо у друзей в Индии, либо в моем отшельническом жилище в горах. Но сколько мне еще предстояло изучить, какие огромные перестройки мировоззрения претерпеть, прежде чем через несколько лет радостно бродить в дебрях Тибета.

В Шигадзе я познакомилась с учителями таши– ламы – преподавателем светских наук и учителем, посвятившим его в мистические учения. Встретилась также с созерцательным мистиком, духовным наставником таши-ламы, высоко ценимым и уважаемым, – если верить историям, что о нем рассказывают, он окончил жизнь совершенно чудесным образом[33]. Там, в Шигадзе, как раз заканчивали строительство храма, который таши-лама собирался посвятить будущему Будде Майтрейе, властителю бесконечной страсти. Огромную статую поставили в зале с галереями, позволявшими верующим обходить ее вокруг на первом этаже, на уровне ступней, и постепенно подниматься по галереям на второй, третий и четвертый этаж, сначала до пояса, потом до плеч и до головы. Двадцать ожерелий из драгоценных камней, уложенных в громадный узор, украшали гигантского Майтрейю. Ожерелья изготовили из драгоценностей, пожертвованных дамами из высшей знати Цанга во главе с матерью таши-ламы, которая добавила к приношениям все свои драгоценности.

Восхитительные дни, проведенные мной во дворцах таши-ламы в Шигадзе и его окрестностях. Мне приходилось беседовать с людьми абсолютно разными по характеру. Новизна виденного и слышанного, особая психологическая атмосфера этих мест очаровали меня – благословенное редкое время.

Наконец ужасный момент настал: взяв с собой книги, записки, подарки и одеяние окончившего учение ламы, подаренное мне таши-ламой в качестве диплома почетного доктора университета Ташилхунпо, я покинула Шигадзе, грустно оглядываясь на громаду монастыря, пока он не скрылся с глаз за поворотом дороги, там, где я впервые увидела его.

Мой путь лежал в Нартанг, цель – посетить самый большую типографию в Тибете. Деревянные пластины, которые используются для печати различных религиозных книг – невероятное количество, – занимали целое здание, где их хранили на стеллажах, установленных рядами. Печатники, по локти в чернилах, сидели на полу и работали; в других комнатах монахи резали бумагу по размерам, требуемым для книг. Никто не спешил – вволю болтали, попивали чай с маслом. Какой контраст с нервным возбуждением и суетой в наших типографиях.

Из Нартанга я стала искать жилище гомчена, который был так добр, что прислал мне приглашение посетить его. Своего затворника я нашла в безлюдном месте, на горе у озера Моте-Тонг. Его жилище представляло собой просторную пещеру; к ней прибавляли одну комнату за другой, пока она не стала походить на небольшой форт.