Магия имени

Тут же наваждение рассыпалось, и гостья перевела дух. Не успела она ответить, как распахнулась крайняя коричневая дверь справа, и в коридор выкатилась, перевалившись через порог, инвалидная коляска на высоких колесах с блестящими велосипедными спицами. В коляске сидел бледный юноша. Длинные светлые волосы его были прихвачены на лбу ремешком, как у подмастерья из сказки, крупные кисти рук лежали на ободьях колес. При виде дамы в длинном платье и чужой девушки на его лице отразилось замешательство. Казалось, он раздумывает, не вернуться ли назад в комнату.

– Васенька! – вскричала женщина, бросаясь к юноше. – Как ты себя чувствуешь?

Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала в лоб. Громадные поля ее шляпы накрыли их обоих, будто зонтом. Юноша, уклоняясь от ласки, откинулся назад, насколько позволяла спинка коляски. Он встретился глазами с гостьей, побагровел от досады и сказал:

– Хорошо, Тамириса Андреевна.

– А где мама? Мне нужно посоветоваться с ней по одному вопросу. Твоя мать, Васенька, удивительно практичный человек, ее советы для меня бесценны, просто бесценны! – не унималась женщина. Странный был у нее голос, детский и тонкий, странные интонации, странные слова.

– Не знаю, – отвечал юноша, и нетерпение слышалось в его голосе.

– Простите, – сказала вдруг девушка, – я ищу квартиру. Не подскажете, кто сдает внаем?

Она с удивлением отметила просительные интонации в своем голосе и чужие, какие-то корявые слова: «Не подскажете, кто сдает внаем?»

Женщина резко повернулась, видимо, она уже успела забыть о гостье.

– Кто сдает внаем? – повторила она, рассматривая девушку. Та, в свою очередь, рассматривала ее. У этой Тамирисы было маленькое, очень белое лицо, темные выразительные брови и кроваво-красные губы. Она была довольно миловидна и напоминала незлого вампира.

– Вася, – сказала вдруг «вампирша», насмотревшись, – спроси у мамы. Людмила Ивановна, Васенькина мама, иногда сдает. – Она снова уставилась на девушку выпуклыми круглыми глазами светлого льдистого оттенка. Вася проворно включил задний ход, и инвалидная коляска двинулась назад в комнату. Казалось, он спасается бегством.

– Проходите, – предложил он невнятно, не глядя на девушку. – Мама в огороде сажает помидоры. Сейчас придет.

Девушка, поколебавшись, вошла. Молодой человек резко толкнул дверь, которая тут же захлопнулась с громким стуком, от которого гостья вздрогнула. Тамириса осталась в коридоре.

– Садитесь, – он махнул рукой в сторону дивана. После чего подъехал к небольшому металлическому столику с компьютером и уставился на экран. Девушка послушно села, перевела дух, стремясь унять бешено колотящееся сердце.

«Успокойся, – сказала она себе, – еще ничего не случилось. Ты ищешь квартиру, тебя абсолютно не в чем подозревать. Никто не свяжет тебя с пропавшей девушкой. Сейчас придет мать этого молодого человека по кличке Хабалка…»

Удивительно, кличка хозяйки совсем не сочеталась с обстановкой квартиры и парнем, сидящим за компьютером. Женщине с таким прозвищем больше подошло бы… что? Обилие барахла, салфеточки и вязаные дорожки, запах нафталина, что еще? Этажерка с каменными подшивками «Работницы» и старыми газетами, потускневшее трюмо с флаконами столетней давности, пластмассовые слоники на серванте и хрусталь за тусклыми стеклами. «Так вот, придет она и скажет, что комната не сдается. И никогда не сдавалась. Или сдавалась раньше, а теперь все, больше не сдается. Или… что-нибудь в том же духе. И тогда ты с облегчением поднимешься, скажешь: «Извините, как жаль!» – и уйдешь. А если ты все-таки получишь эту комнату, тогда… тогда, значит, все идет по плану, врем и играем дальше. И вообще, не забывай, что ты теперь разведчик, так что твое вранье – не что иное, как прием разведработы. Значит, можно. Успокойся!»

Человек слаб и хрупок, как всякий сложный механизм, и его настрой зависит от массы случайностей – неприветливого взгляда, дурного сна, автобусной двери, захлопнувшейся под самым носом, тоскливого дождя, который на самом деле не тоскливый, а обыкновенный, то есть никакой, разве что мокрый. Заслышав чей-то смех, человек мысленно лихорадочно ощупывает себя – что в нем не так, что вызвало веселье? С беспокойством смотрит на врача – что, доктор? Изводит себя мелочными мыслями, подозрениями, предчувствием и ожиданием беды, ревностью, обидами и завистью. Глотает антидепрессанты, мучается, не спит. То ли недостаток серотонина в организме сказывается, то ли реальная действительность давит – без разницы. Плохо, и все!

«Всегда можно уйти, – подумала она. – Подняться и уйти. Прими то, что происходит, как приключение или игру, которые ты в любой момент можешь прекратить».

Она вспомнила, как они обсуждали «операцию» – не «операцию», а авантюру, – лежа в постели, целуясь и смеясь, и почувствовала, что стала успокаиваться. Она взглянула на парня: он тихо сидел в своем кресле около компьютера и пристально смотрел на нее. Встретившись глазами, оба вспыхнули одновременно. Инга почувствовала, как стало жарко спине и загорелись уши. У парня побагровела шея, потом щеки и лоб. Вот наказание!