Все еще просачивающиеся сквозь ворота КПП люди подтягивались к месту представления.
— Ты ж Санни, с Ткачевской! В мастерской пашешь! — Выкрикнул кто-то из толпы.
Развожу руками. Я, мол. А вот самого кричавшего я не разглядел.
Зато народ не то, чтобы подобрел, но все же статус мой явно сменился с "хрен-пойми-кто" на "не-совсем-белоручка".
— Че разорался-то ваш?
— Какой к херам, наш?! — Спросил здоровенный косматый дядечка с внешностью молотобойца. — Ты лучше скажи, кто ты таков, а?
— И скажу, — сделал я несколько шагов к здоровяку, протягивая руку. — Санни я, из мастерской. Александр, стало быть!
— И че тебе здесь надо, Алексанндр-Санни-из-мастерской?! — Вроде и грозно спросил, а руку мою его вся в несмываемой копоти ладонь все же сжала, то пресс болванку. — Ты тут явно не машины ладить приехал. Приоделся вот…
С этими словами "молотобоец" легонько щелкнул меня по воротнику рубахи из грубой ткани. Я же так и стоял, умудрившись не отшатнуться… И не дать воли рефлексам.
—… Да и твои друзья явно при "шпалерах". Ты кто таков, а, Гусь?
— С Гусаком работаю, да! — Согласился я, усмехаясь. — В свободное от работы время!
— С бандюком этим, что с лоточников дань собирает, да…
Что там "да", я слушать не стал. Не интересно.
— Ну так и что с того тебе-то? — Задал я резонный вопрос. — Слыхал, чтобы он работяг трогал?!
— Ну, допустим, не слыхал!
— Так а чего ж тогда? А что бойцы под его рукой ходят… А что, на фабричных дискотеках ни одна драка без свинчатки не обходится, так ничего? А про ватаги ваши, что рабочие общаги берегут, ничего сказать не хочешь? Каждый живет как может, согласен? А мои парни, так они вон где стоят. С тобой разговариваю я. А ты даже имя свое не назвал. Невежливо!
— Молодой, борзый, — буркнул себе в бороду мужик, но, как мне показалось, в этих же "зарослях", пряча и улыбку. — Ну, Иван я. Ивана же и сын. Легче тебе стало?
Нормально, пошел контакт.
— Так, Иван Иваныч, а про профсоюз ты слышал?
— Не, — почесал он здоровенной пятерней спутавшиеся на затылке волосы. — Не слыхал. Что за зверь?
— Да тоже самое, что воооооон тот фрак тебе предложил. Только общая контора, всех рабочих защищает. И не вот этот горлопан пойдет за тебя с директором завода говорить, а нормальные юристы, которые и с толком позицию свою разъяснить могут, и кляузу накатать в ведомство какое такую, что не в раз отмахнешься.
"Молотобоец" аж застыл, в возмущении.
— Так это чего, еще двадцать процентов платить?!!
— Зачем тебе платить им, если можно договориться с нами? — удивленно спрашиваю я.
— Так этих мы хоть знаем, а ты вообще непонятно откуда взялся!
Народ, из тех что поближе, согласно загудел.
— И не двадцать процентов, а всего два!
Гул сменился с угрожающего на удивленный.
— А что ж ты иметь с этого будешь? — пробасил удивленный здоровяк.
— А я, Иван Иваныч, на жизнь себе зарабатываю вот этими самыми руками. В мастерской. Но вот мама у меня контролерам ОТК работает. Да, не у вас, но им в этом месяце по шесть дополнительных смен выставили. Шесть, Иваныч! И у парней так же! Врать не буду. В накладе не останемся. Вот только притчу про веник и прутики ты не хуже меня знаешь. А, значит, и держаться вместе надо! Все ж таки не при крепостном праве живем. Чай еще и права какие-никакие имеем. Надо только их теперь защитить грамотно, а там…
Космач от моего напора несколько оторопел. Поверил ли? Хрен знает! Да и где я соврал? Тоже нигде! В том, что конечную цель имею, ну так то на мои слова и не влияет никак!
— Что ж ты от меня хочешь?
— С людьми говорить хочу! — Махнул я в сторону мегафона, что казался игрушкой в руках Винни.
— Говорить хочешь… — Негромко протянул Иваныч, прежде чем глубоко задуматься. Никто ему не мешал принимать решение. Уважают явно! — Говори! Вот только сцены у меня для тебя нет.
— Так и не надо! — Заверил я.
Мы еще посмотрим, кто вещает круче: Ленин с броневика или я с крыши "Паккарда"!
[1] «Arbeit macht frei» — фраза на немецком языке, звучит как «Арбайт махт фрай», что в переводе означает «Труд делает свободным», «Труд освобождает» или «Работа освобождает». Фраза в качестве лозунга была размещена на входе многих нацистских концентрационных лагерей — то ли в насмешку, то ли для придания ложной надежды. Несмотря на то, что использование надписей подобного типа над входами в различные учреждения было распространённым явлением в Германии, конкретно этот слоган размещался по приказу генерала Войск СС Теодора Эйке, руководителя системы концлагерей Германии, второго коменданта концлагеря Дахау.
(Источник —