Серьезные слова. Такие вслух не говорят, пока остаются хоть какие-то сомнения. Ведь если окажется, что доказательств их причастности немного — будет задета честь Семьи. Выжить после такого оскорбления практически невозможно. Кем бы ты ни был. Даже главе Рода придется не сладко. Император, чьей главной головной болью было держать Великие Семьи в узде, за такое по головке не погладит.
— Объявление родовой войны выдано императорской канцелярией сегодня около пяти утра, — сухо подтвердил безопасник. — Можешь считать это приглашением к "танцам".
— Да? — Задумчиво протянул я, вновь оглядывая поломанное тело Ольги. — А по мне так они просто хотели решить вопрос одним ударом.
— Одно другому не мешает, Александр Сергеевич. — На редкость серьезным тоном объяснил Аристарх Иванович.
И почему у меня нехорошие подозрения крутятся в голове. И поводом к ним становиться несопоставимое количество жертв. "Всего" четырнадцать человек, когда на территории усадьбы и нескольких гектарах прилегающей территории может находиться до трехсот человек. Что-то не сходится.
Вернее, как раз таки сходится. Был один ответ, который неплохо объяснял произошедшее. Вот только задать его…
— Задавай. — Опроверг мои сомнения Аристарх Иванович.
Я приподнял бровь, что простыми словами можно было перевести как "Чему обязан?".
— Имперская канцелярия четыре дня назад выдала разрешение на ваш с Натой брак. Так что теперь ты часть семьи.
Отлично. И официальный участник войны. Ай да, Станислав Матвеевич, ай да… Стоп. Но тогда…
А почему бы и нет?
— А не выдала ли та же самая канцелярия разрешения на мой брак с Алиной?
Стараюсь голос держать ровным. Очень я не люблю такие моменты.
— Выдала. — Спокойно кивнул собеседник, жестко усмехнувшись.
Вот только веселья что-то в усмешке той не чувствовалось и близко.
— И когда же? — Уже больше ради профформы интересуюсь.
Начала картинка складываться. И что-то она мне не очень нравилась.
— Те же четыре дня назад.
Ой, как интересно!
— А официального объявления не было потому что?.. — Все искал подтверждение своим мыслям я.
— Официально оно должно быть выпущено в течение семи рабочих дней с момента принятия решения, официального его оформления.
Суки. Ясно.
— Но так ведь?..
— Не делается. — Спокойно подтвердил Аристарх Иванович.
Ну да, Ну да. Обычно уже через пару часов радостную весть разносят передовицы.
— Просто прекрасно.
Соглашаюсь. А что мне остается?
— Бюрократия. — Слегка напрягся собеседник. — Иногда она столь нерасторопна.
Зря, кстати, не в первый раз я оказываюсь в подобном дерьме.
— Casus belli?[1] — Прямой вопрос.
— Не совсем, Александр Сергеевич. — Аристарх Иванович и не думал смущаться.
Да и с чего бы собственно? Нормальная такая операция.
— Лично вы, скорее, путь к casus foederis[2].
Тридцать секунд на раздумья. Киваю:
— Да, так будет точнее.
— У тебя есть вопросы, Александр?
"Те же. Там же. С тем же.", — отчего-то подумалось мне. Возможно, при взгляде на патриархов и невозмутимого Фрица, который любезно пригласил нас к себе пообщаться?
— Никаких вопросов, Христафор Милорадович. В целом ситуация мне вполне понятна.
И чего такой удивленный взгляд? Будто я от информации отказываюсь! В моей реплике момент "в целом" — был определяющим. В этом духе я и высказался.
— Рад, — коротко кивнул граф. — В тебе не сомневался. Но почему бы не предположить, что ты мог бы захотеть остановиться на каком-то отдельном аспекте более подробно?
Патриархи молча, но с легким интересом наблюдали за нашей относительно привычной пикировкой. Каждый раз в такой момент чувствую себя зверушкой в зверинце, за которой внимательно наблюдают десятки жадных до зрелищ глаз. Преувеличиваю, конечно, но все же.
— Сначала предпочту выслушать твой рассказ, — сделал приглашающий жест рукой я (чужих нет, можно и на "ты", избегая всяческой фамильярности, понятно!). — Все вопросы задам по итогу.
А вот теперь старики-разбойники легко усмехаются. Ярослав Дмитриевич даже протянул руку… Станиславу Матвеевичу. Тот не спеша вложил в нее золотой рубль. Ого, а наши акции здесь котируются. Во всяком случае, ставки вот уже делают. Даже знать не желаю об условиях пари.
Фриц же помолчал, старясь ужать монолог у внутренних противоречиях в империи до нескольких десятков секунд.