Они молчат о величии этих произведений и превращают в первоначальную бесформенную материю самые изощренные формы, какие когда-либо были созданы людьми. Молчат и о том все же удивительном явлении, что психическое содержание, которое у нервнобольной фрау Майер проявляется как боли в животе, некоторые другие люди превратили в высокие творения искусства. Нигде не видят феноменов, нигде не видят созданных форм, уникальных, ценных, неповторимых, всюду обнаруживают лишь бесформенное, лишь первичное вещество. Но нам ведь вовсе не нужно такое множество трудоемких исследований, чтобы понять: да, материальная жизнь поэта похожа на жизнь всех прочих людей. А вот о чем мы очень хотели бы узнать — об изумительном чуде, о том, что иногда, в случае отдельного творческого человека, заурядное переживание становится мировой драмой, обыденность — сверкающим чудом, — они не говорят, от этого отвлекают наше внимание. Это, между прочим, прегрешение и по отношению к самому Фрейду, чей гений и чья самобытность уже сегодня для многих его учеников, склонных все упрощать, — что кость в горле. Они, эти недоучившиеся ученики, сбежавшие и пустившиеся в литературные изыскания, забыли о разработанном Фрейдом понятии сублимации. Что же касается ценности этих аналитических изысканий, скажем, для написания биографий и познания психологии поэтов и писателей (вдруг все-таки что-нибудь обнаружится, если не для понимания художественных произведений, так хоть для вспомогательных дисциплин), то она крайне мала и крайне сомнительна. Тот, кто хотя бы однажды подвергся психоанализу или сам провел психоанализ другого человека, знает, что здесь затрачивается масса времени и труда, знает и то, как хитро и упрямо стараются ускользнуть от психоаналитика искомые первопричины, приводящие к вытеснению. Знает он и то, что для проникновения в эти причинные связи необходимо терпеливо выслушивать ничем не стесненные откровения души, деликатно вникать в сны, ошибочные действия и тому подобное. Представим себе, что пациент говорит врачу: «Дорогой мой, у меня нет ни времени, ни желания ходить на ваши сеансы! Вот вам пакет, здесь все мои сны, желания и фантазии, я все записал, кое-что даже в связной форме. Берите этот материал, расшифруйте, извлеките из него все, что вам нужно!» — как бы высмеял врач наивного пациента! Конечно, известны случаи, когда страдающий неврозом человек рисует картины или пишет стихи, — наверное, аналитики ими интересуются и стараются использовать, однако попытки прочесть в подобных источниках сведения о бессознательной жизни человеческой души и ее давнем прошлом любому психоаналитику показались бы в высшей степени наивным и дилетантским притязанием.
Что ж, полуобразованные толкователи поэзии занимаются лишь тем, что вводят в заблуждение своих менее компетентных читателей, представляя дело так, как будто их документальные штудии отдают дань психоанализу Пациент мертв, можно не опасаться проверки, вот они и фантазируют, не зная удержу. Было бы забавно, если бы поднаторевший в психологии литератор в свой черед подверг анализу эти псевдоаналитические изыскания о поэтах, — в результате выявились бы весьма несложные влечения, питающие усердие мнимых психологов.