Магия книги

Это третье царство - царство безраздельной власти магического мышления, гармонического совпадения противоположностей, царство „самости“. Понятие „самости“ - одно из центральных в юнговской аналитической психологии; как философско-психологическая категория, обозначающая потенциально-центральное положение личности во вселенной и трактуемая психоанализом как совокупность всех психических и духовных содержаний человека. Оно встречается уже на исходе немецкого Просвещения и у идеологов немецкого романтизма - Фихте и Новалиса, а затем, пройдя через весь XIX век, вновь возрождается в немецком неоромантизме. Но издревле известна „самость“ и в быту. Она выражение индивидуализирующейся воли ребенка, чей возглас „я сам!“ указывает на то, что ребенок воспринимает себя целым миром, умеющим все. „Самость“ в детстве тождественна всей личности ребенка, в которой Я еще не отличает себя от окружающего мира, еще слито с ним. Символ ребенка, один из важнейших в мифологиях и религиозных свидетельствах как главное воплощение „самости“, истинной веры, - центральный в творчестве Гессе; по отношению к книге он выливается в требование „непредвзятости“, „простодушия“ в чтении и творчестве, согласованности стиля и характера у автора и высшего слияния с содержанием у читателя. Отчуждение от „самости“ появляется с возникновением рефлексии, осознанием иных, отличных от его, ребенка, психических содержаний, которые, если они притягательны, возводятся ребенком в идеал Я. У Гессе таким идеалом стал книжный комплекс и, опредмеченный, как это свойственно интроверту, был ложно отождествлен с „самостью“. В положительный момент кризиса Гессе отделяет его от „самости“, которая остается целью сознания и достигается через прорыв „анимы“. Иными словами, для интроверта Гессе „самость“ есть развеществленный книжный комплекс, сиречь наполненный Я-сознанием идеал Я.

Но нас интересует книжное содержание „самости“. У Гессе „самость“ символизируется совокупностью духовных содержаний всех книг, „сколько их ни есть“, - Книгой Жизни, Великой Матерью, Благом, Любовью, христианским Богом, древнекитайским Дао, древнегреческой Арете, целокупным образом мира, архетипом богочеловека, к воплощению и изображению которого можно пробиться, лишь „становясь самим собою“, лишь усваивая лучшие книжные содержания и любовно интегрируя их в Я-сознании, лишь возвышая материальное бессознательное до „меры нашей причастности к Богу, целому, внеличному и сверхличному“, если цитировать Гессе. Нейтральное в психоанализе понятие „самости“ приобретает у Гессе отчетливо этический смысл и становится символом гуманизма, архетипом скрепляющей человечество во времени и пространстве книжной культуры.

Путь к „самости“ у Гессе - это путь к идеалу единства личности и вселенной, индивида и человечества, путь, отмеченный постоянными метаморфозами душевной и духовной жизни, новорождениями и смертями и новыми рождениями, претворениями символов сознания во все новые и волшебным образом одни и те же формы, совпадением их в одной и той же понятийно непостижимой структуре, которую в эссе „Письмо и письмена“ Гессе называет Смыслом. Путь этот стирает грань между воображаемым и реальным, между мужским и женским, между „низом“ и „верхом“, объединяет различные и разрозненные формы культуры, содержания; это - круг символических соитий, порождающий драму жизни и сознания ради магического спасения в искусстве, в слове и в книге.

Древняя, как мир, магия с ее начертанием образа, одушевлением этого образа и любовного объединения с ним, в результате чего и является на свет спасительный плод, многолико возрождается в творчестве Гессе - в двуединой попытке решения своих личных проблем и овладения всей совокупностью содержаний мира явлений, высшей архетипической формой которого выступает книга - творчество, понимаемое как магическое чтение книги жизни, и чтение, понимаемое как воссоздание мира в себе самом. Именно эта магия, происходящая из древнейшего конфликта человека - конфликта субъекта и объекта, выраженного во всех искусствах, - и придает произведениям Гессе, в том числе и библиофильской прозе, атмосферу особой напряженности и драматизма. Под знаком магического служения, любви проходит вся жизнь писателя - „книга, фрагмент материи, облагороженной духом“.

***

„Все образованное в природе заключено в нас в виде праобраза, происходит из нашей души“, - писал Гессе в „Демиане“. Пользуясь многочисленными свидетельствами в творчестве писателя и не менее многочисленными сведениями гессеведов, уже с двадцатых годов занимающихся реконструкцией биографии писателя с самых разнообразных точек зрения, попытаемся показать, как из „праобраза“ Гессе - его родных, обстановки и чтения - исподволь складывалась книжная формация писателя, как она обретала свой образ, акцентуированный архетипами „семьи“, „дома“ и „книги“, и как писатель, осознавая этот образ, наполнял и перевоплощал его своим творчеством, претворял колдовство предопределения в магию жизни.