Магия крови. Розмарин и рута

Взявшись за юбку, я присела в глубоком, низком реверансе, склонив голову:

— Ваше величество, какая честь.

— Октобер! — Голос был веселый и воздушный, словно полузабытая мечта. В нем не прозвучало удивления, только мягкое приветствие, как будто я бродила тут каждый день. Полагаю, скука — хорошая вещь, когда ты сталкиваешься с вечной жизнью в политике. — Какое удовольствие видеть тебя.

Судя по звуку ее голоса, она находилась где-то слева от меня. Хорошо. Если я смогу не смотреть на нее, все будет не так плохо.

— Все удовольствие досталось мне, ваше величество, — сказала я и выпрямилась, глядя вперед.

Королева стояла прямо передо мной.

Я этого не ожидала и не успела отвести взгляд, не нанеся обиду. Силой подавив желание отпрянуть, я взглянула в ее лицо. Она легко улыбалась, выражение ее лица говорило, что она знает, что делает, и что ей все равно. В конце концов, это ее право.

Многие дети-фэйри красивы, но Королева не просто прекрасна, она на грани, где прекрасное и безобразное смыкаются. Сложно смотреть на нее и думать о чем-то, все мысли сводятся к тому, чтобы радоваться ее вниманию, вызывая ее улыбку. Это одна из причин, почему я не приближаюсь к ней, когда этого можно избежать. Ненавижу, когда меня принуждают.

Она была одета в снежно-белое бархатное платье, подчеркивавшее розовый оттенок ее кожи, из-за чего не казалось, что она вырезана из слоновой кости. Серебристо-белые волосы ниспадали до пола ровной волной и еще почти на фут тянулись позади нее. Я всегда считала, что ее волосы — это как минимум одна из причин, почему она никогда не покидает холм, — пять минут в мире смертных, и ее счета за шампуни станут астрономическими. Тонкий серебряный обруч венчал ее голову, но лишь для красоты. Ни у кого не возникало вопроса, кто здесь монарх. Я стояла, борясь с настойчивым желанием упасть на одно колено.

Она сделала шаг ко мне, ее платье колыхалось, словно вода. Только чистокровка может украсить себя самим океаном.

— Что ты здесь делаешь, Октобер? Ты ведь стараешься избегать моего двора. Кажется, в последнее время почти всегда. Я начала думать, что ты, может быть, забыла дорогу.

Никогда не лгите тому, кто может посадить вас в тюрьму за то, что вы насмешливо на него посмотрели. Это хорошая стратегия выживания. Тем не менее я попыталась уклониться от темы:

— Я необщительна, миледи.

— Сначала твоя мать перестает навещать нас, затем ты исчезаешь в своем маленьком мирке. Можно подумать, что ваш род утратил любовь к нам. — Ее глаза сузились, она изучающе смотрела на меня, провоцируя на спор.

— Боюсь, мне не очень нравится ваш двор, миледи.

Окружающие начали перешептываться, выражая неодобрение. Откровенность может быть мудрой, но излишняя прямота не входит в число социально одобряемых уловок среди фэйри.

— Тебе у нас скучно? — поинтересовалась Королева, продолжая улыбаться.

— Мне страшно.

— Это лучше или хуже?

— Не знаю. — Я покачала головой. — Я здесь по делу.

— По делу? — Теперь она ухмылялась, явно забавляясь. — Что за… дело… привело тебя сюда, после того как ты так долго нас избегала? Ты хочешь нам рассказать еще одну историю о рыбе?

Я вздрогнула. Удивительно, что я, общаясь с Тибальтом и Королевой, еще не нуждаюсь в помощи психотерапевта.

— Я предпочла бы, чтобы это было так, ваше величество. Я здесь из-за графини Зимний Вечер.

— Из-за Зимнего Вечера? Ты хочешь бросить ей вызов? — Она продолжала широко улыбаться, и окружающие нас придворные с наслаждением засплетничали.

Подменыши редко бросают вызов чистокровкам. Когда это случается, наши стычки и сопутствующие им кровь и слава неизменно развлекают зрителей и почти всегда заканчиваются смертью для подменыша.

— Нет, ваше величество. — Это общество породило Розу и мою мать, и каждый раз, когда я имею с ним дело, я радуюсь, что меня породило не только оно. — Я здесь, потому что ее больше нет.

— Что? — Ее улыбка потухла вместе с презрительным изгибом губ.

Единственный раз преувеличенная официозность фэйри стала благословением, потому что она означала, что мне не надо придумывать, что сказать.

— Когда корни и ветви были молоды, когда розу еще не сорвали с куста, когда наши земли были юными, зелеными и мы беззаботно танцевали, тогда мы были бессмертными. Тогда мы жили вечно.

Я отвела взгляд, не желая видеть выражения лица Королевы. Это не имело значения: то, чего я не хотела видеть, слышалось во внезапной тишине двора. Для песни смерти есть только одна причина. Останавливаться слишком поздно. Слишком поздно, когда спущен курок. Я продолжила:

— Мы покинули эти земли ради мира, где обитает время, где мы могли увидеть, как движется солнце и развивается мир. Здесь мы можем умереть, и здесь мы можем пасть, и здесь миледи Роза Зимний Вечер, графиня владения Золотая Зелень, прекратила свой танец.