Магия крови. Розмарин и рута

Отводящие взгляд чары рассеялись, когда Саймон вышел из автомобиля, отряхивая воображаемую пыль со своего безупречного костюма. Равнодушно обозрев окрестности, он направился к ботаническому саду. Я просидела в машине достаточно долго, чтобы он отошел подальше, затем последовала за ним.

Саймон вышагивал по парку с видом человека, которому нечего скрывать, он даже остановился полюбоваться декоративным озером, на воде которого дрейфовали лебеди, словно торговые суда на безмятежном море. В тот момент, когда я уже была готова вернуться в поисках лучшего укрытия, он двинулся дальше, направляясь к выходу из сада в сторону площади. Я шла за ним по тропинке, гадая, какова его цель.

Он шел к японскому чайному саду. Я заколебалась.

Парк «Золотые ворота» поделен на дюжины крошечных владений — некоторые из них размером не превышают одно-единственное дерево, — и их границы жестко определены. Чайный сад принадлежит старому другу семьи, ундине по имени Лили. Я могла рассчитывать на ее поддержку в случае нужды, плюс между ней и аристократами никогда не было особой любви. Что еще важнее, выход из сада только один. Саймон может войти, но не сможет выйти.

Вот в чем проблема. Саймон Торкиль всегда производил на меня впечатление нахального типа, и многие охотно сказали бы, что он — зло, но никто никогда не назвал бы его идиотом. Он должен знать, что Сильвестр подозревает его в похищении Луны и Рейзелин и что с ним будет, если подозрения подтвердятся. Так почему же он идет в тупик?

Если бы это было обычное дело, в этот момент я отступила бы. Я не дура и не стремлюсь к смерти. Но это не обычное дело. В пустом холме мой друг и лорд оплакивал в одиночестве женщину, которую я знала и уважала всю свою жизнь, и маленькую девочку, вплетавшую в волосы одуванчики. Я никак не могла отступить, не сейчас, когда мне представился единственный шанс найти их.

Я скрылась в тени от кустов и опустилась на колени, проводя пальцами по влажной траве. Вокруг запахло моей собственной магией, в воздухе чувствовался привкус меди и скошенной травы, пока чары не завершились с едва слышным щелчком. Острая боль пронзила виски. Магия подменышей имеет пределы, и эти пределы становятся очевидными, когда слишком усердствуешь. Я использовала волшебство болотной воды, набросила человеческую маскировку и теперь наводила отводящие взгляд чары. Все это, вместе взятое, и означало «слишком усердствовать».

Боль стоила того, ведь теперь я могла передвигаться незамеченной. Я напомнила себе об этом, выпрямляясь, скривилась, вытирая пальцы о штанину джинсов, и последовала за Саймоном в чайный сад.

Чары работали достаточно хорошо, чтобы девушка в кассе посмотрела сквозь меня, когда я проходила мимо. Туристы, нацеливавшие камеры на бонсай и традиционные японские скульптуры, тоже ничего не замечали. Я подавила дрожь. Я полностью вышла за пределы мира людей, и, если я не сниму чары, они так и не узнают, что я здесь.

Тропинки в чайном саду были довольно узкими, поэтому пришлось держаться ближе к Саймону, чтобы не потерять его из виду. Я сократила расстояние между нами, надеясь, что моя примитивная иллюзия работает. Чем сильнее кто-то, тем меньше времени он тратит на поиски незначительной магии. Игры подменышей самые примитивные из всех. Готова поспорить, что Саймон не заметит меня, потому что мои иллюзии слишком слабы, чтобы стать угрозой.

Саймон шел добрых двадцать минут, перед тем как остановиться в основании арочного лунного моста, являвшегося входом во владения Лили. Я отстала, спрятавшись за карликовым японским кленом. Я не могла рискнуть и приблизиться, иллюзии или нет, но я могу выдать себя. Мне надо подождать. Похоже, он тоже ждет, сунув руки в карманы и глядя на воду, — воплощение туриста, любующегося нашим городом. Я насторожилась в ожидании его действий.

— Саймон! — окликнул смеющийся женский голос.

Он повернулся, неожиданно улыбаясь. Я повторила его движение, взглянув в сторону источника звука, и застыла.

Она выглядела точно как любая девочка-подросток, одетая в обтягивающую одежду, с распущенными черными волосами, спадавшими до бедер. Но я-то знала. Я знала ее имя. Олеандр де Мереландс: девятьсот лет злобы в хорошенькой упаковке, она могла бы сойти за шестнадцатилетнюю среди людей. Наполовину туатха де данан, наполовину пери, весьма опасная для вашего здоровья. Пери — народ, который всегда наслаждался, причиняя боль, но они не любят общаться: избегайте их, и они будут избегать вас. Туатха, напротив, любят компанию. Олеандр унаследовала любовь мучить людей по линии пери и желание искать их общества со стороны туатха. Ходят слухи, что она замешана в половине убийств за последние сотни лет, и в половине королевств, которые я знаю, назначена награда за ее голову. В другой половине с ней просто еще не сталкивались.

— Рад видеть тебя, дорогая.