Магия лета

Фрэнсис погрузила пальцы обеих рук в роскошную гриву волос, вьющихся крупными кольцами. Отец как-то сказал, что их цвет — это цвет осени Высокогорья: смесь золотого, рыжего и каштанового. Он и сам носил на голове шапку локонов того же редкого цвета и, вполне возможно, втайне этим гордился. Но что же делать со всем этим изобилием? Пучок — вот что поможет. Тугой невыразительный пучок на затылке! Интересно, где то серое муслиновое платье, которое она износила еще до того, как из него выросла? При одном взгляде на него у графа разольется желчь. А если к этому добавить пяльцы с вышиванием… кажется, лет десять назад она засунула их за комод в детской, получив от Софии разнос за нежелание учиться тому, что должна уметь каждая леди.

Все это не означало, конечно, что она намеревалась расстроить отцовский план. Из Клер и Виолы должны были выйти прекрасные жены — не то что она. Она даже помогала графу сделать правильный выбор, отбросив неподходящую кандидатуру.

Фрэнсис пошла вдоль берега через густой сосновый лес, весело улыбаясь. Бедняга граф Ротрмор не знал, что должен благодарить ее за эту затею. К тому же ей еще предстояло сэкономить ему немало денег, отказавшись выехать в Лондон на пресловутый сезон для ловли мужа.

Глава 2

Ее не назовешь иначе как противоядием для желания.

Уильям Конгрив

— Эти круглые холмы — вроде тех, португальских, — сказал Граньон.

Вместо ответа граф пробормотал очередное проклятие и отпустил поводья, предоставив жеребцам самим выбирать дорогу между колдобинами.

— Посмотрите-ка, майор Хок! Во-он там, вдали, это ведь озеро Лох-Ломонд? Тогда, выходит, этот замок и есть «Килбракен».

— Я вне себя от счастья… — буркнул граф, щурясь из-под ладони на сооружение из серого камня, с амбразурами в широких квадратных башенках. — У этого замка такой вид, словно он вот-вот рухнет. Теперь я убежден, что семнадцать лет назад у отца случился преждевременный приступ старческого маразма.

В своем возмущении он не обратил внимания на то, что камердинер назвал его майором, как поступал только в моменты глубочайшего волнения.

— Его светлость не видел замка, — справедливо заметил Граньон, — но страна и правда бедная.

В другом состоянии духа Хок мог бы возразить, что местность еще и прекрасна дикой, почти нетронутой красотой, но он до предела устал, пропотел и пропылился (не говоря уже о постоянной тревоге за отца и общей подавленности перед предстоящим испытанием) и не сумел бы наскрести в себе сил для разговора о красотах природы. Чем дальше к северу, тем меньше встречалось людей, а деревни вдоль дороги, казалось, опустели от нынешнего времени на столетие. Если Шотландия и напоминала Португалию, то лишь своей крайней бедностью. Никогда еще Хок так не сожалел о том, что оставил армейскую службу. Где бы он ни находился в роли майора Хока, все было бы лучше того, что ожидало его сейчас.

Неудивительно, что открывшаяся вскоре панорама озера Лох-Ломонд нисколько его не тронула. И величайший пресный водоем Шотландии, и величественная цепь гор, протянувшаяся вдоль его северного побережья, были для него всего лишь знаком того, что немилая ему цель уже близка.

Граньон притих, изредка бросая сочувственный взгляд на угрюмый профиль хозяина. Они столько пережили вместе, он и майор Хок! В те времена, когда граф был просто лордом Филипом Хоксбери, Граньон пять лет служил у него ординарцем. В бою, если удача была под сомнением, на кого обращал с надеждой взгляд Веллингтон?(Веллингтон, Артур Уэлсли (1769-1852) — английский фельдмаршал, в войнах против наполеоновской Франции командовал союзными войсками на Пиренейском полу острове. — Примеч. ред.). На майора Хока, разумеется. В свои двадцать семь он видел столько смертей и мучений, что хватило бы на целую жизнь. И вот этот достойнейший человек попал в эдакий переплет, притом не по своей воле! Мало того, в «Чендозе» его светлость маркиз лежал на смертном одре, и кто мог сказать, позволит ли судьба отцу и сыну еще раз свидеться…

— Я чувствую себя точь-в-точь как после битвы при Талавере де ла Рена, — хмуро сказал Хок, прервав размышления камердинера. — По крайней мере таким же измученным и грязным. И, уж конечно, энтузиазма во мне ни на грош.

— Да уж, откуда ему взяться. Но не вы ли сами говорили мне раз сто, не меньше, что любая молодая леди по-своему хороша? К тому же маркиз уверял, что они прехорошенькие.

— Пари держу, они такие же хорошенькие, как три ведьмы из «Макбета»! Откуда отцу знать, как они выглядят? Он положился на слово графа Рутвена, а у того есть прямой интерес солгать. Нет, я не настолько доверчив, Граньон, и уже приготовился к худшему.

Камердинер сочувственно хмыкнул, потом украдкой склонился к своей подмышке и брезгливо поморщился. Что и говорить, пахли они оба отнюдь не розами.

— Что, если вам вымыться в озере, милорд? Вода здесь вроде чистая.