Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб

И вот я свободна как птица и еду к любимой бабушке встречать Новый год. Стучали колеса. Поезд мчался среди заснеженных полей. Вагон давно уже превратился в сонное царство. Перед завтрашней новогодней ночью все желали выспаться.

Только я все никак не могла заснуть. Все копалась в своем прошлом и вспоминала, положив щеку на руки и глядя со своей верхней полки на далекие огоньки деревень и целые моря заснеженных лесов.

Я все дальше уезжала от своей городской жизни. И, как всегда перед Новым годом, хотелось подвести итоги.

Так с чем я вступаю в Новый год?

Я не буду больше вставать в семь тридцать утра, клевать носом в метро, давиться в автобусе и с нетерпением ожидать обеда.

Я не буду больше подвергаться допросам с пристрастием после совместного распития кофе с товарищами мужеского пола в «ленфильмовском» буфете. Я не буду больше жертвой жизненной философии Антона «ни себе, ни людям». И слышать у себя над ухом в самый неподходящий момент полные тихой угрозы слова: «Я не понял! Это еще кто?»

Он своим бритым черепом и временной утратой (в такие моменты!) чувства юмора распугал всех моих потенциальных кавалеров. Я могу точно сказать – никаких оснований для этого у него не было. С ним нас не связывало ничего, кроме нескольких крупных ошибок двухлетней давности. Но почему-то череда этих несчастных ошибок превратилась в цепь, которой мы были прикованы друг к другу.

Сколько бы я ни извинялась перед своими приятелями, сколько ни пыталась представить эти слова как корпоративную шутку, до конца мне никто не верил. А личная жизнь вне работы была невозможна. Потому что жизни помимо работы у меня не было.

Правда, кое-что Антон все-таки упустил. И у меня на Косой линии целых полгода прожил субтильный и нежный Слава Демченко, звукорежиссер студии дубляжа. Я носила туда монтажные листы с переводом одного французского фильма. Трудные задачи вроде Антона Дисса, конечно, придают тебе значимость в собственных глазах. Но когда вдруг появляется человек, общение с которым похоже на взаимодействие смазанных маслом зубчатых колес, просто отдыхаешь.

Долгое время после Антона я откровенно шарахалась от «мужчинистых» мужчин. А слабые и утонченные городские вьюноши были для меня гарантами личной безопасности. Слава много говорил. И мне не надо было напрягаться. Все время проявлял патологическое желание обо мне позаботиться. Правда, как потом выяснилось, только на словах. Он не представлял для меня проблему. Он щебетал, как птица весной. И какое-то время это радовало. Но ведь и весенняя птица, которая каждый день будит тебя своими трелями, может сильно достать!

К совместной жизни мы с этим мальчиком были явно не готовы. Я поторопилась, потому что хотела вывести свой легкий роман из-под бдительного ока шефа. А вывести я его могла только на домашнюю территорию. Но там он не то что затух… Там он просто загнил. В какой-то момент, стоя перед дверью в подъезд, я поняла, что не хочу возвращаться домой, потому что там живет совершенно чужой и ненужный мне человек. И наверняка ждет, когда я приду и сварю ему сосиски.

Взбиваются только тридцатипроцентные сливки. То есть результат можно получить при наличии сколько-нибудь пригодного исходного материала. У Славы был не тот процент жирности. Это когда крутишь, взбиваешь, взбиваешь, уже рука отваливается, а никаких сливок не получается. Ну не тот процент жирности. Именно безрезультатным взбиванием шестипроцентного молока я и занималась со Славой. А чем нам еще было заниматься, когда домой я возвращалась к ночи?

Теперь с работой покончено! Я не буду больше класть свою молодую жизнь на алтарь кинопроизводства.

Моя жизнь принадлежит мне. И я должна распорядиться ею так, чтобы… Ну, в общем, я не оригинальна, увы: «чтобы не было мучительно больно». Для кого-то это пустые слова. А вот мне мучительно больно бывает практически ежедневно.

К тому же – мне не нужны деньги, которые некогда потратить. Слишком долго от решительного шага меня удерживал страх. Ведь больше, чем в кинокомпании «Первого и экспериментального фильма» в качестве переводчика мне не заплатят нигде. Но зачем мне деньги? То, что мне нужно, за деньги не купишь.

Я все еще считаюсь молодым специалистом. Все у меня впереди.

А молодость, кстати, надо успеть использовать. Говорят, после двадцати пяти начнутся первые морщины. Так написано на ночном креме, который мне к Новому году подарила Райка. Нет, у меня их еще нет. Но, как говорил санитар из известного анекдота про морг, ведь мы еще и не доехали. К двадцати пяти обещают.

Да ладно морщины! Я спокойно отношусь к возрасту. Ценности у всех разные. В возрасте меня привлекает мудрость. В свои годы я уж точно мудрее, чем была в девятнадцать. Настолько мудрее, что обратно не вернулась бы ни за что.

В конце концов, можно устроиться дворником, как все интеллигентные люди. Или вахтером, чтобы сидеть и читать книжки. А выходные на это уже не тратить. В выходные – выходить.

А вот сторожа из меня, пожалуй, не получится. Обходить темные помещения «на предмет обнаружения нарушителей порядка» я бы не смогла.