Магия Мериты

Перед отлетом инспекторской группы Вэр, бегло прочитав опус Гуго Ван Теренса, отметил блеклость разделов диссертации, посвященных экономическим вопросам, запросил необходимую статистическую информацию и провел оценочную серию расчетов. Однако поскольку полученные им выводы противоречили утверждениям Теренса, Вэр решил отложить более скрупулезный разбор затрагиваемых вопросов до лучших времен. Сейчас, после завершения инспекции меритской общины такие времена вроде бы настали.

Повторив свой анализ, Вэр убедился в неправоте Гуго Ван Теренса и решил, что доктором социологии тому не быть. Не ясно, как он добрался до тела Белинского, но пользы ему даже это не принесло: старик не промах, на мякине его не проведешь, он сквозь многометровую броню лести узрит единственный фальшивый стежок. Набросать бы небольшой разгромный отзыв, да забыть о потугах Теренса вломиться в большую науку, но что-то удерживало Вэра. Проблема оценки влияния духовных наставников людей — гуро — на общественный прогресс захватила его самого. Следовало бы заняться этим всерьез, но то ли вследствие общей усталости, то ли еще по какой причине, но рабочего настроения не было.

Забросив все дела, Вэр часами простаивал на верхней палубе, у смотровых экранов, до боли в глазах всматриваясь в меритские созвездия. Он решил, что их отлет с Элефантиды более всего походил на бегство. Он не должен был так поступать. Следовало бы остаться, постараться стать Ларе опорой и поддержкой. Она как тоненькое белое деревце, хрупкое и дорогое. Марк так груб… Надо было задержаться хотя бы на несколько дней — что стоило сослаться, например, на незавершенность рассмотрения какого-нибудь вопроса?.. А там встретиться с Марком, высказать ему свое осуждение, потребовать… Лара. Почему он все время думает о том, как защитить ее? От чего, от кого защитить? От Марка? Но ведь она любит его.

Почему он так остро чувствует свою вину перед Ларой? За то, что не вмешался, когда Марк оскорбил ее? И внезапно Вэр понял: он прибыл к ним как судья. Он нагло присвоил себе право судить их, меритцев, а, стало быть, и ее. Да как можно было выискивать в ней что-то темное, нехорошее? Следовало сразу отказаться от своей миссии, что было бы и правильнее, и человечнее. Явно в недобрый час принял он решение работать в Инспекции.

Бродя бесцельно по длинным переходам звездолета, Вэр иногда сталкивался с Лонренком. Каждый раз его переполняло чувство ненависти, настолько мощное, что он был не в состоянии даже ответить на простое, ни к чему не обязывающее приветствие козача. Раньше он полагал, что способен лучше контролировать свои эмоции. Может, это реакция на уничтожительную характеристику, данную Лонренком вкладу Вэра в итоги работы инспекторской группы — «небольшие дополнения…», «наш стажер»?

Не в первый раз Вэр сталкивался проявлением пренебрежительного отношения к себе. Координатор — не престижная профессия, нечто вроде счетовода. Конечно, кто-то должен ухаживать за экономическими джунглями, но любой инженер, изобретающий новое техническое устройство, оскорбился бы, скажи кто ему, что он делает это из меркантильных соображений. Тот же Белинский констатировал, что поскольку материальное производство фактически полностью отдано на откуп автоматике, в обывательской среде Содружества сложился стойкий стереотип: я человек творчества, далекий от мирских забот, мне чуждо все приземленное, пусть киберы суетятся — я витаю в облаках… Коллеги Вэра относились к этому как к пережитку далекого прошлого, когда тягу к стяжательству было принято прикрывать высокими устремлениями. Без координаторов не прожить, и случись что, вчерашние «небесные создания» первыми заголосят и бросятся делать запасы на черный день. Вэр полагал, что привык к недостаточному уважению — так почему его ранили слова Лонренка?

Несколько остудил его переживания Рюон.

В тот день предстояло голосование, следует ли сходить с трассы, предложенной меритцами, и Вэр сразу после обеда прошел в кают-компанию. Как он и ожидал, никто еще не подошел, лишь Рюон в одиночестве музицировал в углу за синтезатором.

— Мне не дает покоя один вопрос, — сказал он, поворачиваясь к Вэру. — Что увидел в меритской общине Лонренок такого, на что мы не обратили внимания?

— А разве он может что-то видеть?

— Вэр, не горячись. Я понимаю, он тебе неприятен, но все же постарайся быть объективным. Лонренок — ученый с мировым именем. Причина, заставившая его настоять на своем и ради этого раскрыть свою принадлежность к КЗЧ, должна быть весьма веской.

Вэр досадливо махнул рукой:

— Мне неприятно это обсуждать.

— И все же надо, чтобы не было впоследствии мучительно стыдно за недобросовестно выполненную работу. Запомни одно правило: когда заходит речь о какой-либо властной структуре — хотя бы о КЗЧ — следует немедленно отмести все эмоции. Опираться только на холодный разум. Эти организации стоят исключительно на рационализме, голом расчете. И то, что Лонренок походя нанес тебе оскорбление, говорит лишь об одном: он просчитал твою последующую реакцию и ждет, что ты будешь на него дуться.