Магия Мериты

— Это и составляет мою головную боль. Чтобы пройти первоначальный тестовый контроль, мне необходимо изменить не только строй мышления, но и отдельные черты характера. Таким охальникам, как я, не место в Совете Содружества.

— Я могу помочь с аутотренингом.

— Спасибо, не надо. Я давно знаю, что и как делать, но моя натура не желает изменяться.

— Все, вспомнил. Твои речи напоминают мне публицистику Радована. Ты знаком с ним? Читал его статьи? Это один из достойнейших людей последнего тысячелетия.

— Спасибо за лестный комплимент. Видишь ли, Радован — мой литературный псевдоним. Я родился и вырос на Раде и взял вымышленное имя, напоминающее мне родину.

— Да?! — Илвин застыл с раскрытым от изумления ртом.

— Прошу тебя, не смотри на меня, как на ожившего мамонта. Мне это неприятно. Я не хочу, чтобы мое признание каким-либо образом отразилось на установившемся характере наших отношений.

— Да-да, конечно…

— В моем возрасте приличия позволяют иметь несколько имен. Некоторые мои близкие товарищи, например, называют меня иначе — Умником, не сочтите это за нескромность. Но давайте не будем развивать эту тему. И, пожалуйста, не упоминайте всуе, кто, как и где меня величает. Кстати, подошло время обеда. Не пройти ли нам в столовую?

— Да-да, конечно пойдем. Вэр, ты с нами?..

Завершилась профилактика н-генераторов, и вновь установился привычный режим — надпространственный прыжок, краткий отдых, осмотр и срочный ремонт технических систем звездолета, новый прыжок…

Люди держались, но техника, особенно содержащая какие-либо движущие механизмы, рассыпалась прямо на глазах. Рюон прекратил свое музицирование — все музыкальные инструменты стали безнадежно фальшивить. Один за другим останавливались лифты, затрудняя перемещение между палубами звездолета. Несколько раз выходила из строя система воздухоочистки.

Гнетущее ожидание катастрофы незримым туманом заполнило все закоулки корабля.

Астаройт издал революционный приказ, назначив Илвина старшим навигатором и оставив за собой только один, но самый важный участок ответственности — техническое обслуживание систем жизнеобеспечения звездолета.

Вэр безропотно ждал развязки.

Кот

Роскошное удовольствие — встать в позу и наблюдать испуганные трепыхания. Что на свете может быть приятнее? Издергался Серый в кресле, не зная, что предпринять. То ли в шутку все обратить, то ли на кнопки нужные нажать для пресечения. Изошел потом зловонным, но утерпел. Заухмылялся судорожно. И быстренько так прощаться стал, меня выпроваживая. Почтительно, но соблюдая расстояние, словно запачкаться боится. Будто я нечистый какой. А сам-то он чем лучше меня?

Я его руки. Он дает задания, я действую. Никогда не спрашиваю, зачем и почему. Не имею на то права по условиям контракта. Но когда рука творит зло — ее ли в том вина? Я пытаюсь вообще не думать на эту тему. Так проще. Мои мысли не нужны никому. Даже мне. Мое умение нужно многим. Я нусит высшей квалификации. Чрезвычайно редкий экземпляр. Уникум. Все равно что мастодонт. Серый обращается ко мне в самых крайних случаях. И каждый раз требует сохранения абсолютной тайны.

Итак, амнезия одному и проникновение в сущность другому. При амнезии — никакого гипноза и прочего щегольства. Тончайшая должна быть работа. Ладно, выполним. Проникновение в сущность я могу осуществить любым методом, лишь бы не раскрыть себя и не нанести вреда Объекту. И это сделаем. Хотя и посложнее будет, но мне все нипочем. Тем более что не завтра в работу. Успею, как Серый говорит, морально приготовиться.

Сопровождающий кибер услужливо распахнул дверь лифта. Мне он сразу не понравился, и я постарался слепить инцидент. Словно предчувствуя нависшую опасность, он вплющился в стенку, и я, как ни старался, не коснулся его. Жаль. Дверь закрылась, и лифт медленно поплыл вверх. На каждом этаже остановка и проставление специальной отметки в пропуске. Этажей много. Над Серым более трех километров скальных пород, не один десяток бронированных перекрытий.

Не люблю я здесь бывать. Круглый кабинет Серого пробуждает воспоминания, от которых я бегу много лет. Каждый раз я так раздражаюсь, что готов растерзать кого угодно. Хотя бы этого суетливого сопровождающего.

Серый боится меня. За меня он тоже боится. Я ценный работник. В моем присутствии он вынужден отключать часть своих охранных систем, дабы их топорная автоматика преждевременно не пустила меня в распыл. Мои мозговые импульсы настолько агрессивны, что предохранительные системы срабатывают, даже если я не задумываю чего-либо конструктивного. Серый воображает, что разговаривает с бочкой пороха, и боится. Я его тоже боюсь. Ненавижу и боюсь, потому что его манера говорить, его стол, весь его круглый кабинет напоминают мне Пачника.

Пачник, будь он проклят на веки веков и на вечные времена, — мой родной дядя. Имя у него, конечно, другое. Но я никогда его не произнесу. Нет для меня этого слова.