Магия обреченных

А теперь возможность использовать неизвестный Дар на благо рода упущена навсегда. Мысль о том, что род получил за Хайну гораздо больше, чем за любого из своих детей, тогда как по закону не должен был получить ничего, утешала мало. Ведь девочка избежала смерти в пасти сайлаха отнюдь не из-за дальновидности или мудрости Хедрига, а исключительно по душевной доброте Аины, которая благодаря своему заступничеству впала в немилость до конца жизни. Получается, что глава рода свалял грандиозного дурака не первый раз…

Лорд Хедриг отнял руки от лица, и взгляд его упал на флакон с бальзамом нагорна, стоящий на столе. Старик в сердцах сплюнул. Это из-за него, из-за проклятого дурмана он потерял остатки разума и отдал Хайну безо всяких условий. Ему даже в голову не пришло связаться магически с лордом Региусом и потребовать объяснений: кому и зачем понадобилась девочка? Какой у нее Дар и откуда о нем стало известно? Он мог пригрозить, что не отдаст ребенка, пока не получит ответа на все свои вопросы. А чтобы Региус не вздумал крутить, можно было выманить у этого негодяя-советника Красный айкас. Можно было… А! Какая теперь разница! Сделанного не воротишь…

И все же откуда владыка Плоскогорья мог узнать о Даре Хайны? Толстяк советник говорил что-то о соглядатаях владыки, подслушивающих всякие разговоры в тавернах и людных местах. Допустим, один из них терся в той корчме, где столовались домочадцы Лорда Хедрига, поехавшие на Ярмарку. Женщины и впрямь могли болтать об Аине, ведь тогда не прошло и трех лун с тех пор, как она не вернулась из похода за шерстью. Немудрено и то, что речь зашла о Хайне, которая пропала вместе с ней. Но что в этих пересудах могло навести владыку Кармала или лорда Региуса на мысль о необыкновенном Даре Хайны? Надо бы подробно расспросить всех, кто ездил тогда на Ярмарку, да всех не получится – почти весь молодняк продан в богатые дома на Плоскогорье или на Восток, смотрителям рудников.

Лорд Хедриг отцепил от пояса связку айкасов, выбрал синий камень и послал вызов Лойле, старшей жене сына-наследника. Ее взяли на Ярмарку, чтобы она присматривала за девицами, которых везли на продажу. Других женщин в обозе не было. А про Хайну болтали скорее всего женщины.

Лойла вошла в покои Лорда на подгибающихся от страха ногах.

– Ты звал меня, господин?

– Сядь. Не трясись, я не собираюсь тебя наказывать. Летом на Ярмарке ты присматривала за девицами. Ты находилась при них неотлучно?

– Да, господин. Пока их не продали.

– Стало быть, должна была слышать все их разговоры. Подумай хорошенько и припомни: они болтали о Хайне? Да не трясись, я сказал! Ничего плохого я тебе не сделаю. Только припомни все хорошенько.

– Слушаюсь, господин. Как я помню, разговор о Хайне был только один. Кто-то из девочек… Санни, по-моему… Да, Санни спросила у остальных, как они думают: могла ли Хайна уцелеть и добраться до Плоскогорья. Девочки подняли ее на смех. Мол, до Плоскогорья в одиночку не доберется никто, а у Хайны к тому же нет оберега, и вообще она хворая, даже в горах задыхалась, а уж внизу ей мигом конец пришел бы…

– Ну? Дальше.

– Санни их смех разозлил, она закричала, что сами они хворые, а Хайна проводила в горах по две луны даже ранней весной и поздней осенью, когда здоровые мужчины за один день простывают так, что потом неделями не могут оправиться, если ты, господин, их не исцелишь. Девочки загалдели, кто-то разумно возразил: «Ну и что с того? Сколько бы Хайна ни бродила по горам, всем известно, что она не жилец. С Бледной нежитью долго не протянешь». Но Санни уже разошлась так, что стала бы спорить с чем угодно, даже с тем, что снег белый. Она понесла какую-то ахинею…

– Лойла, я просил тебя вспомнить этот разговор как можно точнее. Лучше всего дословно. В том числе и ахинею, которую несла Санни.

Женщина потупилась и нервно стиснула в горсти подол юбки.

– Простите, господин. Я… я попробую. Санни сказала: «С чего ты взяла, что это всем известно? Откуда известно, если до сих пор всех рожденных с Бледной нежитью сразу же приносили в жертву сайлахам? Что вообще такое – эта Бледная нежить? Белые волосы, брови и ресницы? Светлые глаза? От этого, по-вашему, умирают? У Хайны ничего не отнималось, не гноилось, не покрывалось язвами, не распухало. Да, она была слабенькой, кашляла и задыхалась, ее часто лихорадило. Но любой будет слабеньким и хилым, если его не кормить, одевать в худые обноски и дюжинами дней держать в горах на голых камнях. Посмотрела бы я, сколько вы проживете при таком обращении!» На этом, господин, я положила спору конец. Велела Санни не говорить глупостей, а остальным – заканчивать трапезу.

– И больше разговоров о Хайне не было?

– Нет, господин. При мне – нет. Может, девочки и шептались между собой, но я не слышала.

– Ладно, ступай. Только потрудись не оповещать о нашем разговоре всех и каждого.