Магия остролиста

Изабель вся дрожала. Желание затмило в ней разум и взбудоражило чувства. Все ее мысли сосредоточились вокруг одного существа — Джона Уолкота… и тех необычайных переживаний, что он дарил ей.

Она была готова отдаться ему. Она бы сделала так… если бы…

Вода в чайнике, закипев, перелилась через край и зашипела на углях. Вода, что может потушить драгоценное пламя. Джон потянулся назад, и Изабель впервые за сегодняшний день стало холодно.

Его движения были отрывисты и беспокойны, как движения человека, которого постигло глубокое разочарование. Она понимала его состояние. Но он ведь сам отстранился. Что до нее, то ей не было никакого дела до костра, пусть он хоть трижды потухнет. Кому сейчас нужен кофе, в конце концов?

Приводя себя в порядок и стараясь усмирить бушевавшие эмоции, Изабель выложила кукурузные лепешки и баночку яблочного варенья, которые она привезла с собой.

— Я вижу, ты голодный. — Несмотря на все свои старания, она не смогла изгнать колючие интонации из своего голоса. Что ж, наверное, чашка кофе представляет для него больший интерес, чем бедная Изабель.

— Неплохо бы, конечно, перекусить. — Его голос звучал натянуто и сухо.

Они ели в полной тишине, и Изабель испытывала жгучее сожаление, что позволила себе думать о Джоне не только как о партнере. Как она могла вообразить, что между ними возможно более интимное чувство? Вообразить, что она ему нравится?

— Похоже, дождь еще затянется на какое-то время, — произнес наконец Джон. — Мы застряли здесь до тех пор, пока он не прекратится.

— Я не боюсь ехать под дождем, — процедила она сквозь зубы.

— Я тоже. Но тот ручей больше не ручей. Он теперь раза в три шире, чем Главная улица. Чтобы вернуться, надо переждать несколько часов, пока он войдет в свое русло.

Это пояснение мгновенно протрезвило ее.

— Да что ты?

— У-гу.

— Но на такой высоте нам нечего бояться… так?

— Нечего.

Их глаза встретились, и Изабель стало стыдно за свою вспыльчивость. Если бы она не желала его так сильно, то, вероятно, была бы обходительнее. Но ее гордость задета. И к тому же сердце ее рвалось к нему.

— Изабель…

Голос Джона окутал ее мерцающим горячим облаком. Кончиком пальца он провел по ее губам.

— Тебе не надо связываться со мной. Я плох для тебя.

— В тебе есть много хорошего, — прошептала она.

— Хорошего и бесполезного. Ни на одной работе не смог продержаться.

— Я тоже.

Он жалко улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему.

— Такие, как мы, работают хорошо только на себя.

— Наверное, ты права. Но для этого нужны деньги. Мы не выиграем.

— Должны выиграть, — строго сказала Изабель. — Просто обязаны.

Она думала о том, что если ничего не выйдет, то, что у них есть, или, вернее, только начинается между ними, пройдет, испарится, умрет. У них просто не будет повода оставаться вместе. Но если они все-таки выиграют, то честно разделят деньги. Тогда она захочет посмотреть землю, которую он купит, и понаблюдать за его работой на скважине. В свою очередь, Джон не откажется прийти полюбоваться свежевыкрашенным крыльцом и новыми деревьями в ее саду.

Конкурс удерживал их друг подле друга. Если им суждено проиграть, то оба разойдутся в разные стороны, каждый вернется к своей постылой жизни, к пустоте.

К одиночеству.

Изабель не могла согласиться с этим.

Джон опустил руки и стал задумчиво глядеть вдаль, на луг. Изабель собрала остатки завтрака и тихонько села рядом. Он притянул ее к себе, и она склонила голову ему на плечо. Потом он медленно опустился на спину и увлек ее за собой. Она уютно пристроилась, вплотную прижавшись к нему, удивляясь про себя тому, насколько ее тело гармонировало с линиями его тела. Ее рука легла ему на грудь, и ладонью она чувствовала биение большого и доброго сердца.

Ни тот, ни другой не произнесли ни слова, погруженные, как ей думалось, в размышления.

Изабель разглядывала тент над головой, а мысли ее витали вокруг Беллами Никлауса. Она знала его раньше… она была в этом уверена… этот его взгляд. Он читал в ее душе и сквозь нее видел рождественские праздники в другие годы ее жизни, как будто он на них присутствовал. Ей казалось, она и сама видела его там. Может, конечно, не так, как видят людей и предметы и вообще реальный мир, но все равно совершенно явственно. Не в книжке ли? Или в пригласительном билете? Или на красочной открытке? Есть в нем что-то такое знакомое, родное. Какая-то теплота и приветливость. Что-то…

Изабель резко села, и волосы упали ей на лицо. Откинув их назад, она уставилась прямо на Джона и изрекла:

— Я знаю, кто такой Беллами Никлаус.

Ожидая раскрытия этой тайны, Джон скептически выгнул бровь.

— Он — Санта-Клаус.

Рот Джона искривила гримаса сомнения.

— Ты думаешь?

— Да! Говорю тебе, это так. Я думала, что уже давно забыла про Санта-Клауса. Но Беллами — это он.

— Ну, понимаешь, я никогда по-настоящему не верил в Санта-Клауса, так что для меня он по-прежнему Никлаус.

— Ах, ты должен поверить в него. Мне кажется, сам дух этого конкурса пропитан идеей веры. Те, кто сможет побороть сомнение, выиграют. Я знаю это.

Он приподнялся на локте.