Магия отступника

Он лениво оторвал от гниющего бревна слой мха. Во все стороны прыснули мелкие жучки, тут же скрывшиеся в изъеденной древесине.

— Я мог бы сделаться человеком, которым мне суждено было стать, пока меня не разделили, — задумчиво проговорил я.

Сыном-солдатом моего отца. Ко мне вернулась бы беспощадность, украденная у меня мальчиком-солдатом, способность укрепиться сердцем, чтобы совершать ужасные вещи, которых требует война.

— Разве я не мог бы сказать ровно то же самое? — рассмеялся он вслух. — Разве я не ощущал ту же разъединенность, когда ты отделился от меня и вернулся в дом нашего отца, а затем отбыл учиться? Или ты думаешь, что я не испытывал подобного? У меня было детство, меня вырастили гернийцем, сыном нового аристократа. Я помню ласковые слова нашей матери. Я помню музыку и поэзию, хорошие манеры и танцы. Когда-то я был мягче. А потом встреча с Девара все изменила. Древесный страж взял меня под опеку. И я видел, как кто-то другой ушел с моим телом. Но я никогда не переставал быть «собой» для себя. Я не стал кем-то другим. Ты явно уверен, что по праву владеешь этим телом, Невар, что один ты можешь определять, какие поступки я совершу в этом мире. Как ты не можешь понять, что я чувствую в точности то же самое?

— Я не вижу возможного решения, — после долгого молчания сухо ответил я.

— В самом деле? А мне кажется, что оно напрашивается само. Мы уберем защиту и перестанем противиться друг другу. И сольемся. Станем единым целым.

Я попытался себе это представить, но внезапно ответ сделался для меня очевидным.

— Нет. Я не могу так поступить.

— Но почему ты не хочешь хотя бы попытаться?

— Потому что мне в любом случае невыносимо об этом думать. Если мы станем едиными и ты возобладаешь, я перестану существовать. Все равно как если бы я покончил с собой.

— Но я могу сказать тебе то же самое. Но этого может и не произойти. Как я уже говорил, мы можем просто стать новой, цельной личностью, в которой ни один из нас не будет преобладать.

— И это тоже окажется невыносимо. Я не в состоянии вообразить человека, сохранившего хотя бы часть моих этических принципов, но способного смириться с воспоминаниями о том, что ты творил в Геттисе. Мне эти поступки кажутся совершенно неприемлемыми. Я не могу принять их как часть моего прошлого. И я не приму.

Теперь надолго замолчал мальчик-солдат.

— А что насчет твоих злодеяний против народа? — наконец тихо спросил он. — Ты срубил дерево Лисаны. Ты научил гернийцев, как преодолеть магию Кинроува и валить деревья предков. Это, по-твоему, не убийство?

«Они были деревьями, а не людьми», — мелькнула в моем сознании мысль, но я ее не озвучил.

Это не было правдой. Когда деревья падали, это задевало и живущие в них души. Мои действия приводили к смертям точно так же, как и поступки мальчика-солдата. Ни один из нас не замарал в крови собственные руки — мы оставляли это другим. Но смерти, которым стал причиной я, столь же непростительны, как и избиение солдат. Мое сердце дрогнуло, когда едкое осознание впилось мне в душу. Эпини упомянула, что деревья скоро начнут рубить снова, возможно, уже начали. Я увидел в этом итог двух полумер: я сообщил командиру форта, как одурманить рабочих, чтобы преодолеть лесную магию страха. А потом мальчик-солдат своим кровавым набегом разжег в гернийцах такую ненависть, что они решили продолжать работы, несмотря ни на какой ужас или отчаяние. Вместе мы обрушили на народ эти смерти. И вместе сделали возможной бойню в Геттисе. Если бы мы были едины, могло ли произойти хоть одно из этих событий? Окажись мальчик-солдат вынужден разделить мои чувства, разве смог бы он совершать все эти зверства? Будь мы единым целым, не смог бы я отстоять в Геттисе свою точку зрения так, чтобы ко мне прислушались?

Что-то переменилось во мне в этот миг. Я и не осознавал, что до сих пор отделял себя от народа, до сих пор не видел в деревьях предков то, чем они являются, — тела для душ древних спеков. Раскаяние и скорбь из-за их гибели зазвучали во мне, словно отголосок чувств мальчика-солдата. В это мгновение мы были близки к согласию. На миг стали едины. А потом вновь разделились. Он сдавленно вздохнул.

— Невар, — тихо заговорил мальчик-солдат. — По отдельности или вместе, нам придется принять вину и угрызения совести за совершенные поступки. По отдельности или вместе, мы не можем изменить прошлое. Но вместе мы, возможно, сумеем изменить будущее.

— Но как изменить? — с горечью спросил я. — Уничтожить тех, кто остался в Геттисе? Если я сольюсь с тобой, ты обретешь знание, которое позволит магии осуществить свою волю. Но что получу я? Только знание, что дорогие мне люди могут быть убиты. Я вижу множество оснований этому противиться и ни одного — уступить.