– Обучение на извлечения серебра, – пояснил Дулитл.
– Я не тренировалась!
Конечно нет. Она же долго притворялась, что не была оборотнем.
– Она ничего не знает, – сообщила я.
Андреа опять содрогнулась. Рафаэль еще крепче прижал ее к себе. Кровь отхлынула от его лица.
– Серебро жжет. Твоя плоть пытается отторгнуть его, но оно впивается все глубже. Ты должна бороться, – растолковал док. – Это идет вразрез с твоими инстинктами, но, когда я начну, ты должна напрячься и надавить на серебро, чтобы помочь мне и в первую очередь себе.
– Не могу, – простонала Андреа.
– Можешь, – возразил Рафаэль. – Все наши учатся. Мы тренируемся с раннего детства. Ты вдобавок и рыцарь ордена. Ты вытолкнешь чертову иглу. Перестань плакать и жалеть себя.
– Ненавижу тебя, – прорычала она.
Дулитл расположил скальпель над самым большим серым пятном.
– Готова?
Он сделал надрез, не дожидаясь ответа. Черная кровь хлынула из раны. Андреа раздавила мою руку, закричала, напрягаясь, и серебряная игла выскользнула ей на живот.
Док промокнул кожу Андреа марлей.
– Хорошая девочка. Молодец. Ты справилась. А теперь – повторим.
Потом Рафаэль отнес Андреа в душ, шепча ей на ухо что-то ласковое и успокаивающее. Моя роль на этом была окончена. Я направилась в спальню и увидела, как Дали делает надрезы на спине Дерека, чтобы вытащить иглы.
В отличие от Андреа, он давным-давно тренировался, и дело продвигалось быстро.
Дерек шутил, щелкал челюстями и рычал с притворной яростью.
– Я теб-р-р-р-я пр-р-р-р-рикончу! – наконец театрально взревел он, коверкая слова.
Кэрран фыркнул от смеха. Дали захихикала. Даже Джим улыбнулся, задержавшись в комнате и перестав таращиться в свой блокнот.
Я вздохнула. Хотелось побыть одной, в полном одиночестве. Нельзя – надо быть начеку. Может, посмотреть на бои? Наверняка кто-то сейчас умирает на потеху кровожадной публике. Так я сразу соберусь и возьму себя в руки.
Нельзя расклеиваться.
Правда, когда я вышла в коридор, меня охватил запоздалый шок. Болезненные искорки магии электрически заплясали по коже и растаяли, принеся облегчение, а затем и беспокойство.
В дальнем конце коридора показалась молодая женщина в сари. Она направлялась ко мне, сопровождаемая красногвардейцами. В руках она несла украшенную орнаментами металлическую шкатулку.
Я вернулась к нашим «апартаментам» и загородила собой дверь.
Процессия остановилась передо мной.
– Подарок, – проговорила женщина и улыбнулась. – Для юноши с разбитым лицом.
Я взяла шкатулку.
– Я позабочусь о том, чтобы он его получил.
Ее улыбка стала еще шире.
– Какую красивую кожу ты на себя нацепила, – сказала я. – Уверена, ее владелица очень громко кричала, прежде чем ты убила ее, чтобы присовить себе такое богатство.
Красногвардейцы потянулись за оружием.
– Ты тоже будешь кричать, когда я сдеру с тебя шкуру, – пообещала она.
Я улыбнулась ей в ответ:
– Я вырежу твое сердце и заставлю тебя его съесть. Или ты можешь избавить меня от хлопот и проглотить язык, как сделал твой чешуйчатый дружок.
Ее улыбка превратилась в оскал.
Она наклонила голову и ушла прочь. Охранники с облегчением за ней последовали.
Я принесла шкатулку в спальню и объяснила, откуда она взялась.
Дерек молча протянул руку и открыл крышку. Внутри лежали человеческие волосы. Он подхватил копну когтями и вытащил. Крови на них не было. Обычные темные пряди, собранные в конский хвост.
Верхняя губа Дерека поднялась, обнажая клыки.
Волосы Ливи.
– Это сделали, чтобы изуродовать ее? – спросила я.
Дали покачала головой:
– Вдовы отрезают себе волосы. Ракшасы насмехаются над ним. Если Ливи его невеста, то он – покойник.
Я проснулась около пяти.
Утро начала с легкой тренировки. После растяжки последовал душ, а потом завтрак. Все по шаблону.
Оборотни уже сгрудились вокруг стола. Перевертыши любят поесть. Удивительно, как стол не сломался под тяжестью блюд, которые они заказали.
– Овсянка просто ужасна, – поморщился Дулитл и кинул очередной кусок масла в свою миску.
Дали облизнула ложку:
– Наверняка повар слепой, да еще и с двумя левыми руками.
– Как можно облажаться с кашей – вот что мне интересно? – проворчал Рафаэль. – Она едва съедобна и вообще не приготовлена как следует. Вот у нас дома такого никогда не бывает.
– Я передам эти слова твоей матери, – сказал ему Дулитл.
– Кукурузный хлеб – кирпич! – Джим взял желтый брусок и постучал им по столу. – А сосиски бумажные.
– Наверное, они надеются уморить нас голодом, – предположила Андреа.
– Больше похоже на то, что они планируют устроить нам адскую боль в животе. – Кэрран положил себе на тарелку еще бекона.
Для людей, которые постоянно превращаются в зверей и рвут зубами добычу, эти оказались весьма привередливы.
– Кейт неплохо справляется с колбасками, – заявил Джим.
Шесть пар глаз уставились на меня.
– Точно! – Андреа щелкнула пальцами. – Те, которые у нас были в начале месяца, да? Не знала, что их приготовила ты. Я думала, они покупные. Они были хороши!
Ее улыбка получилась просто ангельской.