Мое собственное представление состоит в том, что наше существование является переходным, уравновешенным или колеблющимся между двумя нереализуемыми крайностями, которые можно назвать позитивностью и негативностью; состояние сочетаемости нравственности и безнравственности, холодности и горячности, уравновешенности и неуравновешенности, определенности и неопределенности. Я представляю себе наш мир как организм, в котором столкновения позитивного и негативного, их конфликты, носят метаболический характер. Определенность, или упорядоченность, достигает высокой степени присутствия в движении планет, но не является абсолютной по причине малых, неучтенных отклонений. А негативность достигает высокой степени присутствия в капризном поведении циклона, хотя и не является абсолютной, поскольку неистовое состояние его центра всегда можно представить.
Я думаю, что есть вещи, существа и события, которые поразительно соответствуют упорядоченным обобщениям, но также есть и возмутительные, глупые, жестокие, странные, идиотские, чудовищные вещи, существа и события, которые демонстрируют, насколько многосторонними могут быть слабоумие, преступность, неупорядоченность или воображение.
В конце марта 1908 года в лондонских газетах сообщалось о происшествии, которое с самого начала нарекли историей «о том, что коронер Южного Нортумберленда назвал самым необычным делом, которое ему приходилось расследовать». Это история о женщине из Уитли-Бей, что неподалеку от города Блит, Англия, которая, согласно ее утверждениям, обнаружила, что ее сестра сгорела заживо, а кровать, на которой та лежала, нисколько не обгорела. Этот случай точно соответствует старинным историям о «самопроизвольных возгораниях человеческих тел». Сообщалось, что поначалу коронера эта история озадачила, но потом он выяснил, что рассказавшая ее женщина находилась в состоянии опьянения, и вскоре вынудил ее признать, что, увидев, как сестра, находившаяся в другой части дома, страдает от ожогов, она перенесла ту в спальню.
Исходя из собственного опыта исследований табуированных тем (а у меня так много заметок о коронерах, которые следили за тем, чтобы показания были именно такими, какими им следует быть, и так много сообщений о пожарах, которые по всем признакам соответствовали тому, что известно как «химическое сродство») и поскольку я так путаюсь между тем, чему следует быть, а чему не следует, — все, что я могу сказать об истории женщины, сгоревшей заживо на кровати, которая не загорелась, так это то, что такое возможно и невозможно.
Просматривая данные, я отмечаю случай, не имеющий никакого отношения к истории о женщине, сгоревшей на кровати, которая не загорелась, но это история о странных пожарах, или о пожарах, которые были бы странными, если бы истории о похожих пожарах не были бы столь распространенными. Это случай, который меня заинтересовал, потому что он встает в один ряд с историями Эммы Пижо и Джона Даути. Было одно происшествие, за которым последовало другое, и кажется, что между ними есть какая-то связь. Однако с точки зрения привычных знаний нельзя утверждать, что между первым случаем и последующими есть взаимосвязь. Большая часть этой истории изложена в лондонской «таймс» за 21 августа 1856 года, но всякий раз, когда имеется такая возможность, я обращаюсь к местным газетам с целью извлечь из них то, что я называю данными. Я получил сведения из различных номеров «Бедфорд таймс» и «Бедфорд меркьюри».
Двенадцатого августа 1856 года жителя Бедфорда по фамилии Моултон дома не было. Он уехал по делам в Ирландию. Дома были миссис Моултон и горничная Энн Феннимор. Чтобы продезинфицировать дом, девушка зажгла серу, находившуюся в керамической баночке, и поставила ее на пол. Горящая сера высыпалась, и дом загорелся. Этот пожар потушили.
Приблизительно через час обнаружили, что в другой комнате загорелся матрац. Но пожар, вызванный горящей серой, не выходил за пределы одной комнаты, а этот матрац находился в другой части дома. Видели, как дым шел из какого-то сундука. Потом видели, что дым идет из чулана, и там обнаружили горевшее белье. В разных местах дома вспыхивали изолированные друг от друга пожары. Послали за Моултоном, и он вернулся вечером 16 августа, снял с себя промокшую одежду и швырнул ее на пол. На следующее утро обнаружили, что эта одежда объята огнем. Затем, один за другим, последовали приблизительно сорок пожаров — горели шторы, чуланы и ящики комода. Приходили соседи и полицейские, которые начинали опасаться за свое имущество, тем более что полыхали не только предметы вокруг, вспыхивали пламенем их собственные носовые платки.