Магия рун в мегаполисе. Записки практикующего мага-рунолога

Я редко возвращаюсь к своему прошлому даже в мыслях, а уж писать о себе лично вообще не пробовала, да и неправильно это (не говоря о том, что автобиографии интересны только для очень близкого круга лиц).

Но про мои первые консультации я напишу сейчас, будет хорошая иллюстрация к посту.

Моя Наставница в те далёкие уже времена, когда я была юной девушкой и жила на побережье Балтийского моря, вела приём в отдельном флигеле (скорее, сарайчике) у себя на хуторе (отдельно стоящий дом с пристройками в сельскохозяйственном районе). К ней приходили на приём кто когда, заранее договариваться не было принято. Телефона у неё не было, а идти два раза: сначала договориться, а потом уже прийти, никому и в голову не приходило. Если не застанут или вдруг не примет, то придут ещё раз, и только. Конечно же, автомобили были редко у кого, хотя в нашем посёлке проживали весьма зажиточные люди. У некоторых были велосипеды, кто-то держал лошадок… Ну это я так, для колорита добавляю.

Так вот, моя жизнь складывалась так, что учиться у Наставницы я могла, только проводя лето в нашем посёлке. И когда-то насупило то самое лето, в которое мне разрешено было сидеть на приёме и тихо слушать какое-то время, что и как люди говорят. Мне было более интересно не как люди рассказывают (редко бывают необычные случаи), а что делает и как себя ведёт моя любимая Наставница.

А она время приёма перебирала пёрышки для перины. Для молодёжи поясняю, что для подушек и перин использовали мелкие куриные перья, а чтобы перина была мягкая, из неё выбирали крупные, чтобы не прокалывали материал и не кололись сквозь постельное бельё. С перинами было связано много обрядов, и «белых» и «чёрных», хотя деление это очень условно.

Так вот, люди рассказывали, а Наставница перебирала пёрышки, крупные выбрасывала, мелкие ссыпала в мешок. После приёма я с трепетом мешок этот перевязывала верёвкой, и мне казалось, что там живут судьбы людей, их близких, просьбы, надежды, в общем, серьёзно я относилась к этому мешку. Даже ставила его всегда в один и тот же угол, до сих пор помню. Конечно, у меня были и другие интересные обязанности. Так пролетело то лето.

Дело шло к сентябрю, когда я должна была уезжать. И в эти дни Наставница подозвала меня и сказала, что едет в город на пару дней, а ежели кто придёт на приём, так я давно готова и могу принимать сама. Я была удивлена, очень горда и слегка нервничала.

Наставница вообще мало говорила, и никогда не поясняла несущественные детали. Обычно я не спрашивала и старалась обходиться своим пониманием, но в тот день я решилась и стала задавать вопросы.

И сейчас все вопросы, которые мне задают про первую консультацию, мне всё ещё напоминают те мои полудетские тревоги.

Помучив Наставницу глупыми вопросами и получив в ответ пару недоумённых взглядов, я задала последний: «А где мне взять пёрышки, чтобы их перебирать?».

И здесь Наставница вдруг удивилась и даже спросила: «А перья зачем тебе?» «Но как же без перьев, – смутилась я – Вы же всё лето при мне их перебирали на приёме!» «Так вот и перебрала, – отвечали мне с лёгким недоумением, – ну можешь перебрать горох, если хочешь».

Так и сидела я, слушая людей и перебирая горох (горох тогда у нас покупали на рынке, он был с окрестных полей, там встречались камушки, шелуха, просто грязь и плохие горошины). И к концу второго дня начала если не понимать, то чувствовать смысл этого действа. Наставница слушала речь человека, его интонацию, эмоции, всплески энергии в особых местах, вычленяя реальные болевые точки клиента. Люди тогда заводили разговоры издалека, в начале не понятно было вообще зачем пришли, часто не понятно было и им самим за чем именно явились. И вот так, не глядя на человека легче было вычленить болевую точку. А в остальном… что горох, что перья нет разницы.

Я уже знала тогда, что, для полной диагностики человека, его всего с головы до ног, прошлого и будущего (наиболее вероятных на данный момент времени), Наставнице не нужно было вообще его слушать! И у меня иногда мелькали подозрения, а слушает ли она всю ту ерунду, что говорят люди. Ведь сама она так мало говорила! Но потом убеждалась, что слушает. Как только клиент замолкал, она отодвигала лукошко с перьями и говорила вдруг: «Пойдём смотреть твоего сына» (или что-то другое, хотя человек наговорил уже «семь вёрст до небёс»). И клиент шёл за ней с опаской и надеждой.

Не буду описывать свои тревоги и сомнения во время первых консультации в отсутствие моей Наставницы.

Довольно быстро мне стало понятно, что, давая человеку выговориться, как бы занимаясь своим делом, нужно просто выбрать из его речи самый волнующий момент, ради которого он явился. Такая болевая точка может быть не ясна самому посетителю, но выявляется во время беседы с ним.