Читаем Магия слова. Диалог о языке и языках полностью

— Обрати внимание: в сказке про Емелю, кроме самого текста заклинания, присутствуют ещё два элемента, которые необходимы, чтобы наделить заклинание волшебной силой.

— Это какие же?

— Во-первых, своего рода альтернативное сознание, отход от стандартного, стереотипного восприятия. Говорящая щука — явно нестандартная ситуация. Такое можно увидеть как раз в том состоянии, к которому стремятся адепты самых различных духовных и эзотерических традиций. Оно позволяет видеть реальность под несколько иным углом и служит источником энергии веры.

Во-вторых, имеет место некий нравственный поступок, определённая жертва. Отношения с Вселенной, с жизнью основаны на взаимности. Поэтому, чтобы запустить механизм причинно-следственной связи заклинания, надо сделать первый шаг — принести жертву, и тогда награда будет столь же неотвратимой, как и наказание. Проявить милосердие, отказавшись в холодный зимний день от наваристой щучьей ухи, — это ведь жертва, явно требующая воздаяния!

— Магия, однако.

— Магическое отношение к языку всегда существовало и существует — во всех человеческих сообществах, меняя только форму. Те же механизмы, которые работали в древних обществах в форме табу и заклинаний, сейчас, видоизменяясь, продолжают работать в политических лозунгах, коммерческой рекламе, массовом искусстве.

— Сравни табу прежние и нынешние.

— Мы знаем, что в разных обществах существовал запрет на произнесение слов, означающих носителей силы — доброй или злой. Скажем, тотемное животное — медведь. Говоря о нём, использовали эвфемизмы: в Сибири — Хозяин, Топтыгин и т. д. Подразумевалось, что само слово «медведь» насыщено силой, которая может действовать независимо от цели его употребления (справедливости ради надо сказать, что в русском языке «медведь» — тоже эвфемизм: это «тот, кто ведает, где мёд», а исконно славянское название утеряно).

— Имеешь в виду, что вибрации, производимые звуками этого слова, имеют силу материального, даже физического воздействия?

— Вибрации в сочетании с образом предмета и направлением мысли. Одних звуков недостаточно. Потому что один и тот же набор звуков может означать разные предметы в разных языках. А когда данный набор звуков соответствует определенному образу — появляется рельефность изображения. Пример из современной жизни — отношение к популярным торговым маркам, логотипам: некий пиетет.

— В чем еще проявляется магия слова, кроме табу и подобострастного отношения к брендам?

— Если проанализировать суть крупных конфликтов в истории человечества, многие возникали именно из-за слов. Называть ли некую территорию независимой или автономной, королевством или империей? Если так подумать — а какая разница? Но из-за этого велись войны и убивали массу людей.

— Вот и я думаю: в чем разница между суверенитетом и независимостью? В Казахстане, например, празднуются:

а) День Республики — в честь принятия Декларация о суверенитете 25 октября 1990 года (отменён как выходной лишь весной 2009-го);

б) День Независимости — в честь принятия одноименной декларации 16 декабря 1991 года, когда Союз уже умер и Казахстан де-факто уже ни от кого не зависел.

— Так ты мне и объясни — в чем разница?

— Наверное, суверенитет — это когда двое развелись, но живут в одной квартире (потому что нет возможности ее разменять), хотя в разных комнатах, ведут раздельное хозяйство и друг с другом не спят. А независимость — когда размен все же состоялся, и они разъехались.

— Это одна возможная трактовка. Но ведь могут быть и другие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки