Магия театра (сборник)

Ростом зять был без малого два метра, привычно наклонял голову в дверных проемах. Лет ему было двадцать с небольшим; ни чрезмерно короткая стрижка, ни нос-пуговка, ни большой тонкогубый рот не могли навредить его потрясающему обаянию — когда парень сел в кресло для посетителей и смущенно улыбнулся, Калибан испытал к нему почти отцовскую симпатию.

Над парнем сгущались тучи. Конечно, раньше надо было думать, когда он, гол как сокол, без профессии и без жилья — нахальный дембель! — вперся в эту семью… А теперь у него жена руководительница и тесть начальник. И пикнуть не моги. И еще живут все вместе… Хорошо, тесть решил дом купить и им со Светкой квартиру оставить. Так поломал договор перед самым подписанием. Чего-то ему не понравилось, или дорого показалось, хрен он дешевле где-то купит… И теперь зять, Саша, должен идти к этим людям, которые сами потеряли, можно сказать, в деньгах… Всем покупателям отказали… Идти и отбивать у них аванс! Они люди серьезные, не отдадут ни за что, а впутываться в криминал — он, Саша, не согласен, пусть тесть сам руки пачкает, ну их всех, надоело… Если бы не малой — давно бы уже поставил вопрос ребром…

Калибан попросил Лилю принести клиенту кофе; Лиля так нежно улыбнулась большеротому, что тот на секунду забыл все свои горести.

— А может, и правда, плюнуть? — доверчиво спросил у Калибана. — Скажу Светке — или живем отдельно, или…

Он запнулся и помрачнел. Видно, вообразил себе ряд событий, который за этим последует.

Калибан ухмыльнулся.

Он не видел в происходящем проблемы. То есть, конечно, поставить вопрос ребром никогда не поздно… Но лучше сделать это с позиции победителя. Не спасовать перед заданием тестя — наоборот, выполнить это трудное и подловатое, прямо скажем, задание и дать всем понять, что давно уже силен и самостоятелен. Пусть жена увидит его таким — и тогда уж пусть решает…

Большеротый слушал его, как Шахерезаду. Потом вздохнул и признался, что, наверное, все равно не справится.

Калибан снова запел соловьем — на октаву выше. Дело зятя — подробно и по возможности откровенно рассказать все, что ему известно о продавцах злополучного дома и об их отношениях с тестем, а заодно — о себе, о своих особенностях и привычках. Потом сесть в кресло и погрузиться в гипнотический сон. А там сработает подсознание — волшебное подсознание, оно поднимет спящего, поведет на встречу с держателями отмененного аванса, подскажет нужные слова и действия, и никакого криминала в этих действиях наверняка не будет: человека высоких моральных принципов невозможно заставить пойти на преступление даже под гипнозом.

— …А потом вы откроете глаза — в кресле — и аванс будет у вас в кармане. В прямом смысле — во внутреннем кармане куртки. Вот и все.

Большеротый смотрел с недоверием. А потом спросил, точно так же, как перед этим тесть:

— Как это — мое подсознание?

— Деньги нужны? — сухо поинтересовался Калибан, которого долгая беседа порядком утомила. — Работать будем?

Через десять минут в комнату вошла, покачивая бедрами, Юриспруда. Большеротый встал ей навстречу; их головы оказались почти на одном уровне. Калибан опустил глаза: сапожки Юриспруды упирались в пол двадцатисантиметровыми (не меньше!) каблуками.

— Это наш юрист, — сказал Калибан небрежно, но со скрытой гордостью. — Юлия Тихоновна. Познакомьтесь.

Клиент Саша улыбнулся во всю длину своего немалого рта. Юриспруда ответила церемонным кивком.

— А может, правда, бросить все… — жалобно начал парень, но Калибан оборвал его:

— Потом. Все потом. Юля, оформляйте.

* * *

У клиента Саши были старые «жигули». Усаживаясь за руль, Калибан недостаточно низко наклонился.

Бах!

Он заморгал, стряхивая слезы. Над ухом надувалась горячая шишка; как объяснить потом клиенту, что никто не бил его по голове палкой? Ощущение такое, что… Да как он живет-то с такими мослами, как он ноги помещает под сиденьем?!

Калибан с трудом угнездился в тесной машине. Колени почти касались руля. В зеркальце заднего обзора отражалось Сашино лицо — нос пуговкой, уголки большого рта брезгливо опущены.

Калибан полуприкрыл глаза.

Вчера он пересмотрел все три фильма о Крестном Отце. За каждым словом, за каждой паузой Марлона Брандо тянулся шлейф недосказанного. Скрытая мощь, глубочайшее самоотречение и железная хватка, печаль о судьбах мира и кровь, кровь — как же без нее?

Мир несовершенен.

Сегодня он сделает предложение, от которого не сумеют отказаться держатели аванса — торговец мебелью и его жена-дизайнер…

Рядом засигналила машина — чей-то джип не мог развернуться на асфальтовом пятачке, мешала жалкая Сашина машина. Опустилось тонированное стекло, в потоке брани вынырнул водитель; Калибан поднял разом набрякшие веки, чуть повернул голову, покосился на странного человека, мешающего сосредоточиться…

Тонированное стекло закрылось. Джип резко сдал назад, а потом, чудом извернувшись, проскользнул мимо — кажется, чиркнул противоположным боком по стене кирпичного дома…

Калибан посмотрел на себя в зеркало.