Шадек бросил себе под ноги еще одну Сеть, освободил вторую ногу и рванулся к этому снежному безобразию, воинственно вопя, – и тут на затылок ему упало что-то лохматое и тяжелое. Маг оступился, выругался, попытался нащупать это тяжелое – и не смог, а оно вцепилось ему в виски острыми когтями, истошно визжа, дергаясь, срывая кожу. Перед глазами вспыхнуло, голову ожгло, и почти сразу стало мокро и горячо щекам, а потом – шее.
Шадек мотал головой, пытаясь сбросить с себя когтистую дрянь, хватал то воздух у своего затылка, то собственные волосы, а когти впивались все сильнее, в ушах шумело, издевательски вились в танце снежные вихри.
– Да что ж это такое!
Мимо обалдевшего мага пронесся огромный напитанный молниями шар, врезался в белый хоровод перед Бивилкой. Молнийки растеклись по вихрям, высветили каждую снежинку. Запахло паленой шерстью.
– На полвздоха нельзя одних оставить!
Дохнуло горячим воздухом, и лохматая тяжесть на затылке исчезла.
В ушах шумело. Щеки, шею, лоб и брови покрывала быстро высыхающая на морозе кровь, в голове было холодно и звонко. Шадек вяло подумал, что разорванная кожа на висках должна свисать лохмами, и, судя по выражению лица Гасталлы, примерно так оно и было.
Мимо размашисто прошагал Дорал, рывком поднял на ноги Бивилку и впервые в жизни отвесил ей подзатыльник.
Единственное, чем мог похвастать Шадек после этой стычки, – в лагерь он вернулся на своих ногах. Хотя его страшно шатало, голова была словно чужая, а Гасталла пророчил ему всякие беды от ран и ругательски ругался на чем свет стоит.
– Вода, – заявил Шадек, отдышавшись.
Он полулежал у костра, не в силах открыть глаза, а Гасталла, тихо ворча, колдовал над его ранами. Некромант даже вытащил деревянную флягу с крепким вымороженным вином, купленную в какой-то деревеньке. Заявил, что Шадек должен сделать несколько глотков, а потом щедро полил тем же вином раны, отчего повеселевший и не ожидавший подобного вероломства Шадек взвыл.
Бивилка тоже не открывала глаз. Не могла себя заставить посмотреть на остальных. Ей было мучительно стыдно и еще – страшно. Страшно увидеть Шадека и те раны, от которых было в крови все его лицо и ворот куртки. И, наверное, его укоризненный взгляд. И презрительные гримасы старших магов.
– Синее начало – это вода, – пояснил Шадек. Говорить было больно. – Призорцы тебя приманили на твою стихию.
– Призорцы ее приманили, потому что она – дуреха, – отрезал Гасталла.
Бивилка сидела у костра и желала никогда не открывать глаза. Хотя сама она на месте некроманта выразилась бы куда обиднее.
Магичка слышала, как Гасталла бормочет неизвестные ей заклинания, как льется вода из баклаги и как дыхание Шадека становится отрывистым и хриплым. Наверное, болело очень-очень сильно.
Бивилке было стыдно и обидно за собственную дурость. И как-то особенно холодно. Мерз нос, щеки, коленки и руки, и отчего-то казалось, что воздух пахнет грозой.
И еще она вдруг поняла, как сильно тревожится все это время о тех, кто остался в Ортае. О верном Оле и неугомонном Террибаре, о трудяге Нэйле и даже о бессовестной Умме, которой теперь и дела не стало до старых друзей. И о Мошуке, что лежал между диким Пизлыком и эльфийским Эллором, как большой лохматый пес. И о деревеньках вокруг города, в которых Бивилка знала в лицо едва ли не каждого жителя.
Как они там? Не случилось ли с ними дурного, пока она, Бивилка, мечется по Гижуку и Недре, словно бесполезный клок шерсти на ветру? Стоило магичке подумать об этом, как свежий запах грозы исчез, вместо него появилась душная вонь горелых перьев и мокрого дерева.
Магичка слышала, как Дорал и Гасталла чаруют Защипы – заклинание из базового лекарского курса, одно из самых простых и действенных, но в то же время сложное, требующее огромной сосредоточенности. Бивилка не хотела открывать глаз и видеть, почему магам понадобилось чаровать Защипы вдвоем и так долго.
Потом у магички в голове что-то переменилось, и вонь горелых перьев сменилась другими запахами: грязи и зелени, а затем появился образ пара. Пар медленно и торжественно поднимался над озером, испещренным отмелями. Рукам стало тепло и сухо, явственно представилась гибкая живая ветка в ладони – прохладная, бугристая, с жесткими короткими листьями.
– Нам нужно добраться до края теплой воды, – сказала Бивилка и тут же удивилась тому, что сказала.
– Ну, приехали! – возмутился Гасталла. Голос его звучал приглушенно: некромант смотрел в другую сторону. – Это куда, назад на юг да за Меравийское море? Так это тыщ пять переходов в другую сторону!
– Я не знаю, – жалобно призналась Бивилка, так и не открывая глаз. Помолчала и неуверенно указала на север. – Край теплой воды там. От него прямая тропа до логова Старшего Змея.
До испещренных отмелями горячих озер добрались через два дня. Мужчины с одинаковым выражением лиц смотрели на эти озера и молчали, и даже переглядываться у них желания не было.