Магия цвета крови

— … то предлагаю его убить.

15

ТО, ЧТО ни одному пленнику никогда не удавалось сбежать из штаб-квартиры паладинов в Валдарре, было предметом их гордости. Хотя попытки как сбежать из тюрьмы, так и прорваться внутрь предпринимались. Однако они неизменно заканчивались неудачей и гибелью всех, кто принимал в них участие.

Вопреки ожиданиям, важных пленников не содержали в плохо освещенных темницах глубоко в недрах крепости. Напротив, они все время находились на виду. Во дворе была расчищена большая площадка, на которой не осталось ни камня, ни дерева, ни травинки. Денно и нощно ее охраняли стражники с целой сворой псов, натасканных рвать жертву на части. Вторая линия защиты тоже не оставляла надежды: специальные заклинания самого высокого качества; фантомы, предназначенные для того, чтобы издавать оглушительные крики, а также калечить и убивать при любом намеке на несанкционированное вторжение.

В центре площадки стоял каменный дом, одноэтажный, без окон, с плоской крышей и одной-единственной прочной дверью. Никаких попыток хоть как-то украсить внешний вид унылого серого здания не предпринималось. Внутри имелось всего шесть помещений: четыре из них представляли собой камеры, а два, мягко говоря, можно было назвать “комнатами для уговоров”.

В данный момент в здании находился лишь один обитатель — Кинзел Руканис, лишенный воды, пищи и, что было ужаснее всего, сна. Обращались с ним без уважения, даже применяли насилие, хотя это скорее было проявлением грубости, чем жестокости. Главным образом от него добивались имен тех, кого он знал по Сопротивлению, и подробностей, касающихся этой организации. Пока он отказывался отвечать на все вопросы.

Последние часа два он провел в неудобной позе на жестком деревянном стуле, со связанными запястьями, лицом к лицу со все более раздраженным Девлором Басторраном.

— … Ты что, не понимаешь, что твое молчание тебя не спасет? — спросил паладин.

— Я готов ответить на ваши вопросы.

— Но пока не ответил ни на один!

— Я не могу отвечать на вопросы о том, чего не знаю. Если вы и дальше будете спрашивать меня о…

— Брось, Руканис! Мы оба прекрасно знаем, что ты связался с мятежниками.

— Я отвергаю это обвинение! — гневно воскликнул певец. — Насилие противоречит всем моим…

— У нас есть доказательства и свидетели.

— Так представьте их. Предъявите мне обвинение, передайте мое дело в суд. Как гражданин империи, я имею на это право.

— В условиях чрезвычайного положения степень ограничения прав граждан передается на усмотрение законных властей, — заявил Басторран.

— Как же мне в таких условиях доказать свою невиновность?

— Ну, что касается нас, то вопрос твоей невиновности или вины уже решен.

— Тогда с какой стати мне с вами сотрудничать?

— С такой, что в этом случае тебе придется легче.

— Скажите, какой закон я нарушил. Приведите хотя бы один пример того…

— Дело не в том, что сделал лично ты. Дело в твоих друзьях из так называемого Сопротивления. Нас интересует их деятельность. Расскажи о ней, и мы отнесемся к тебе гораздо терпимее. Но если и дальше будешь отмалчиваться… — В воздухе повисла угроза.

— Боюсь, не смогу ничем помочь вам.

— Боишься? Ты понятия не имеешь об истинном смысле этого…

В дверь камеры негромко постучали. Басторран, явно рассерженный этим вмешательством, открыл ее и увидел своего помощника, Лахона Микина.

— Ну, что еще?

— Прошу прощения, мой господин, но вы просили сообщить, когда гость будет готов встретиться с пленником.

— А-а, ну да. — Басторран повернулся к Руканису. — Подожди немного.

Он вышел вместе с помощником, громко хлопнув дверью.

Кинзел обмяк на стуле. Он понятия не имел, сколько еще продержится, а ведь по всему было ясно, что они пока даже не начали разминать мускулы. И теперь, по-видимому, появился какой-то новый персонаж, хотя будь он проклят, если мог хотя бы предположить, кто именно.

Его раздумья прервал звук открывающейся двери.

Девлор Басторран вернулся в сопровождении тощего человека — почти скелета, обтянутого кожей, — лет под шестьдесят. Он был совершенно лыс и чисто выбрит, с губами, напоминающими щель, и пронзительными ярко-голубыми глазами. Неброская, хотя и явно дорогая одежда ассоциировалась с богатством и властью. Человек показался Кинзелу смутно знакомым, но он не мог припомнить, чтобы когда-то встречался с ним.

— У нас гость, — сообщил Басторран, словно представляя вновь прибывшего на каком-нибудь приеме. — Это комиссар Совета внутренней безопасности Лаффон.

Кинзел не знал, что сказать. Перед ним была очень важная персона; и если все, что он о нем слышал, правда, — человек с, мягко говоря, небезгрешной репутацией.

— Благодарю, генерал, это все, — сказал Лаффон Басторрану.

— Паладина, похоже, задело, что его отсылают, точно какого-нибудь лакея.

— Может, желаете, чтобы кто-то присутствовал при вашем разговоре с пленником? — спросил он.

— Уверен, в этом нет необходимости. — Басторран коротко кивнул и вышел, оставив дверь полуоткрытой. Комиссар подтолкнул ее, так что осталась лишь небольшая щель, широко улыбнулся Кинзелу, подошел к нему и пожал связанные руки.