Магия цвета ртути

— А, этот... В прежней жизни мне довелось повидать много черствых и суровых мужчин. Мужчин, которые никогда не относились к женщинам не то что с любовью, а просто с теплотой. От худших из них исходило ощущение опасности, но такого, как Кэлдасон, я не встречала никогда. Он меня пугает.

— Странно, что я слышу такое от тебя.

— Почему? Потому что мы с ним соплеменники?

— Ну...

— Не раз люди останавливали меня на улице и интересовались квалочианцами, о которых я в жизни ничего не слышала. Они считают, что мы все знаем друг друга. Конечно, все мы связаны кровью и общей историей, но из этого не следует, будто нас непременно связывает еще и взаимная любовь. Взять, например, тебя — ты что, поддерживаешь сердечные отношения со всеми прочими певцами?

Кинзел невольно улыбнулся.

— Нет, я бы так не сказал.

— Так вот, о Кэлдасоне. Говорят, у него бывают приступы безумия — эти вспышки ярости, желания причинять боль, драться... Тогда он представляет опасность не только для себя, но и для других. Одержимый.

— Квалочианцы — раса воинов.

— Это было очень давно, насколько мне известно. И вообще, Кинзел, он слишком странный. Прожил столько лет, а выглядит совсем не старым. И глаза у него... Знаешь, что мне кажется?

— Что?

— Я думаю, его обуревает желание дать другим то, что недоступно ему самому, — смерть.

— Но тебе-то его бояться незачем. Он ведь на нашей стороне.

— Такие люди, как Кэлдасон, всегда находятся на одной-единственной стороне — своей собственной.

Она пожала плечами.

— Впрочем, возможно все дело в том, что я была проституткой: это приучает смотреть на людей цинично.

— Выброси это из головы, а? В конце концов, это первая ночь, которую мы проводим вместе в нашем собственном доме.

Кинзел нагнулся и достал из-под стола деревянную шкатулку — абсолютно гладкая, она не имела ни замка, ни петель, на крышке красовалось изображение сердца. Он поставил шкатулку перед Таналвах.

— Что это?

Мой подарок. Давай, открывай ее.

— Как?

— Видишь сердце?

Женщина протянула руку и легонько коснулась крышки кончиками пальцев. Шкатулка (если ей это, конечно, не почудилось) издала вздох, и по ней побежали тончайшие трещинки. Сегменты дерева раскрылись, словно лепестки цветка, обнаруживая внутри ослепительно-белый свет.

Таналвах замерла от восторга. Кинзел наблюдал за ней, радуясь ее восхищению.

Свечение смягчилось, раскрывшиеся «лепестки» теперь образовали не зубчатый круг, а идеально круглый плоский диск, как бы шляпку гриба, для которого основание шкатулки служило крепкой ножкой. В центре диска взметнулся дымок, бирюзовое облачко закружилось, превращаясь в вертящийся конус, а потом вспыхнуло и исчезло. Вместо него на плоскости появились две человеческие фигурки, мужская и женская, каждая высотой с ладонь. Они были облачены в струящиеся одеяния из тончайшего шелка. Зазвучала музыка: воспаряющие трели и нежные голоса накладывались на неспешный четкий ритм. Крохотный мужчина поклонился, его дама ответила реверансом. Взявшись за руки, они начали танец.

— Какая красота! — прошептала Таналвах. Глаза ее сияли.

Крохотные танцоры скользили и кружились по диску, взметая свои воздушные одеяния, ярко вспыхивали драгоценные украшения на партнерше.

— Ой! — воскликнула Таналвах, узнав наконец фигурки. — Да это же мы с тобой!

— Точно, только он танцует гораздо лучше меня.

— Тогда придется это исправить, — рассмеялась она и потянула его за руку, побуждая встать.

— Нет, нет, — протестовал он. — Я танцую из рук вон плохо.

— О, да ты краснеешь!

— Танцуй ты так плохо, как я, то и сама бы покраснела на моем месте.

Женщина, однако, обняла его, и они закружились рядом со столом, старясь подражать своим миниатюрным копиям. Влюбленная пара отдалась ритму, и музыка сама управляла их движениями. Казалось, это продолжалось очень долго, но сладкое забытье разрушило испуганное восклицание.

Дети проснулись! — вскликнула Таналвах.

Детский голосок послышался снова — слов нельзя было разобрать, но в тоне явно угадывался страх, навеянный, скорее всего, ночным кошмаром.

— Я схожу к ним, — предложил Кинзел.

— Да?

— Схожу, оставайся здесь.

Обменявшись нежными взглядами, они поцеловались и разъединили объятия. Таналвах села, продолжив любоваться иллюзией, а Кинзел вышел из комнаты.

Тега и Лиррин поместили наверху, их кровати располагались напротив друг друга. Сейчас девочка сидела, испуганно озираясь.

— Что случилось?

— Мне приснился плохой сон, — пояснила Лиррин, потирая глаза кулачками.

— Все в порядке, — успокоил он ее, опустившись на колени рядом с ней. — Сон, это ведь не по-настоящему.

— Правда?

— Честное слово. Сны — это всего лишь маленькие представления, которые разыгрываются в наших головках, пока мы спим. Они могут пугать, но обидеть по-настоящему — нет.

— А я тоже не могу заснуть, — подал голос Тег.

— Почему?

— Потому что ей приснился страшный сон, — заявил мальчик, укоризненно показав пальцем на сестренку.

— Ладно, успокойтесь, — сказал им Кинзел. — Мы с Таналвах здесь и больше не дадим этим снам вас пугать.

— А как? — спросила Лиррин с детской рассудительностью .