ГЛАВА 3
Москва, 1998 год
Медленно поднимаясь по лестнице, Инна мечтала только об одном - как можно скорее добраться до квартиры, бросить эти пудовые сумки и упасть в теплую ванну, наполненную ароматной пеной, которая, как написано на этикетке, "придаст бодрости, освежит и тонизирует уставшее тело". На седьмом этаже она остановилась, чтобы немного отдохнуть. С отвращением глядя на тяжелые сумки, брошенные посреди облицованного кафелем светлого квадрата лестничного пролета, она достала сигарету и закурила, вспоминая сегодняшний визит к Фатиме.
- Из-за тебя ведь мучаюсь, Плюшкин ты наш, - вслух сказала Инна, глядя на высокий, в грязных потеках потолок, как бы призывая его в свидетели своих мук, которым подвергла ее Фатима.
Однако мысль о том, что мучиться приходится не ей одной, на какое-то время немного успокоила ее. В памяти сразу возникла яркая картинка происшедших всего несколько часов назад событий. Вот Фатима - маленькая, полноватая женщина суетится в уютной белоснежной кухоньке, ловко загружая в большие хозяйственные сумки банки, пакеты, коробочки. При этом уговаривает ее, как уговаривают маленького непослушного ребенка, который не хочет есть:
- Это, Инночка, очень хороший мед. Ты пробовала настоящий мед?
Нет, не пробовала, а этот мне с Алтая привезли. Вот тут в маленьких баночках фейхоа, протертая с сахаром, очень полезно, тут шиповник, тут облепиха, здесь настой лимонника, он без сахара, будешь разводить и пить. Это очень хорошо тонизирует. Выпьешь полстакана и хоть всю ночь не спи.
- Фатима, я и так могу ночь не спать! Ну зачем мне все эти банки! Сумки же от пола не оторвешь.
- От пола мы их вместе оторвем. Ну, деточка моя, тебе их только
до машины донести, а потом до лифта. Меня же потом благодарить будешь!
- Я тебя и так благодарю. А это что?
Лицо Фатимы расплылось в счастливой улыбке.
- Это перегородки!
- Что? - изумилась Инна.
- Перегородки от грецких орехов. Их надо заваривать и пить. На
один стакан кипятка положишь одну чайную ложку... А орехи в отдельном мешочке.
- Фатима, милая, я же безоговорочно беру и варенье, и мед, и облепиху - на случай простуды, беру овсяное печенье твоего собственного производства, орехи, пахлаву, чтобы было чем перекусить на случай тотального голода и безденежья, даже лимонник беру, чтобы не спать по ночам, и еще кучу всякой всячины. Но заваривать перегородки
от орехов - это уже слишком. За каким чертом мне это надо,
когда мне лень кофе себе с утра сварить? Может, объяснишь?
- Это очень хорошее средство для профилактики гинекологических
заболеваний, - продолжая радостно улыбаться, сообщила Фатима.
После некоторой паузы Инна, а вместе с ней и Наталья, до этого момента безмолвно сидевшая на табурете, с тупой обреченностью уставившись на два огромных пакета, в которых, помимо продуктов, лежала еще теплая душегреечка на козьем пуху, чтобы не замерзнуть и не простудиться, затряслись в приступе смеха. При этом Наталья постоянно повторяла:
- Ой, не могу, мама ты наша дорогая! - Она продолжала заразительно смеяться, временами вздрагивая всем телом.
Инна вспомнила этот случай и сама невольно улыбнулась. Любому незнакомому человеку, наблюдавшему эту сцену со стороны, могло показаться, что добрая мамочка наставляет своих неразумных дочек, заботится о них и учит уму-разуму. Ему бы и в голову не могло прийти, что эта благообразная женщина с маленькими черными глазками, добродушной улыбкой, не сходящей с ее круглого, морщинистого лица, еще хранящего следы былой красоты, на самом деле является хозяйкой небольшого публичного дома, который в официальных бумагах носил название "F-Club". А
Наташечка и Инночка действительно были ее любимыми "девочками", только в другом смысле. Хотя, положа руку на сердце, Фатима на самом деле была очень привязана к ним. Несмотря на кипучую молодость, бурные зрелые годы, прошедшие в стенах НИИ, и имея степень доктора философских наук, она под конец жизни осталась одна, похоронив трех любимых мужей. А поскольку собственных детей у нее не было, всю свою нерастраченную нежность она обратила на этих двух девочек, очень похожих друг на друга. Для всех остальных людей на свете она была совершенно другой: кому-то она казалась скрягой, кому-то добродушной и забывчивой мадам, но те, кто видел разгневанную Фатиму, понимал, что она очень жесткая и властная женщина. Даже со своими девочками она не всегда была доброй наседкой, иногда поступая с ними так, как требовали ее собственные интересы.
Вспоминать об этом было неприятно, и Инна подумала, что нужно перестать изводить себя всякими глупостями и попытаться как-нибудь себя развлечь. Волноваться было практически не о чем, потому что она выполнила свою часть работы и теперь ей нужно было только немного подождать.
Инна докурила сигарету и, старательно прицелившись, метко швырнула окурок в вялого таракана, который выполз из мусоропровода. Наблюдая, как он упал, перевернувшись на спину, и начал крутиться в предсмертной агонии в умопомрачительном танце, она воскликнула:
- Ишь ты, чего откаблучивает!