Магия Зеро

Полчаса спустя мы сели в автобус и мгновенно уснули. А еще через час водитель разбудил нас. Я с трудом открыла глаза – он тряс меня за плечо. Автобус был уже пуст. Водитель без остановки говорил и показывал в сторону выхода. Мы поднялись и вышли, зевая и протирая глаза. Маленький автобус скрипнул дверью и начал разворачиваться на пятачке.

Но чего-то не хватало.

– Ой, мыши-то! – воскликнула Настя и побежала за ним. – Стой!!! Стоооооой!

Автобус резко затормозил. Дверь со стуком открылась. Настя забежала в салон под аккомпанемент монолога водителя. Он эмоционально выражал мнение по поводу пассажиров, забывающих свои вещи.

– Да иди ты! – весело ответила ему Настя и выпрыгнула с клеткой в руках. Дверь снова закрылась, автобус зарычал и наконец уехал.

Мы второй раз за сутки стояли под красными буквами «Aeroporto di Catania».

– Что мы тут делаем, объясни? – попросил Ваня.

– Скрываемся от преследователей. Утром уедем и пересидим в Катании, пока не дозвонимся до Палермо.

Мы вошли в аэропорт. Там было тихо и пусто – ночные рейсы здесь редки. Нашли в дальнем углу несколько шезлонгов, улеглись на них и мгновенно уснули.

В семь я проснулась – Настя щекотала мне нос мышиным хвостом.

– Отстань, – я отвернулась, но она стала щекотать мне шею. Пришлось сесть на шезлонге. Голова болела, как при гриппе.

– Смотрите, у них на конце хвоста – кисточки! – сообщила Настя.

Ваня сидел на соседнем шезлонге, держась за голову. Он повернулся и посмотрел на меня. Глаза у него были красные.

– У тебя глаза красные, – сказал он мне, встал и ушел.

Я свалилась обратно на шезлонг.

– Куда он утащился? – спросила я, натягивая на голову капюшон, одновременно понимая, что у этой кофты нет капюшона, вот засада.

– Ну-у-у… Туда показывают стрелки в туалет, – ответила Настя. Она посадила песчанку себе на ладонь и поглаживала за ушами. Песчанка растеклась по ладони, от удовольствия прикрывая глаза.

– Знаешь, если дернуть ее за эту кисточку, она ее отбросит, как ящерица хвост. Это у них эволюционный защитный механизм, – сказала я и снова потянула руку к несуществующему капюшону.

– Откуда ты все это знаешь?

– Говорю же, они были у мамы в лаборатории. Один раз одна песчанка удрала из клетки, мы стали ловить ее, я схватила за хвост, и кисточка осталась у меня в руках.

– И что? Она умерла?

– Наверное, много же лет прошло.

– Да я про хвост.

– Нет, конечно. Так и жила потом без кисточки.

– Аааа, – протянула она, сажая мышь обратно в клетку. – Я за ними тут понаблюдала. Вот эта серая у них – главная.

Она собралась рассказать еще о социальном устройстве грызунов, но вернулся Ваня. Выглядел он бодро.

– Там есть автомат с одноразовыми зубными щетками и мылом. И паста тоже есть.

– Ты, конечно, оставил пасту еще на один раз?

– Конечно, – он довольно похлопал по карману толстовки, и там зашуршало.

– Предусмотрительный, – протянула Настя.

– А то!

Мы пошли в туалет, и там действительно висел автомат с «одноразовыми туалетными принадлежностями»; надпись была на нескольких языках, и на русском тоже. Умылись, почистили зубы, положили остатки туалетных принадлежностей в карманы и вернулись к шезлонгам.

Ваня уже звонил по телефону, сверяясь с номером в ноутбуке.

– Не берут, – сказал он после очередного раза. Гудки были слышны даже нам.

– Еще бы. Половина восьмого, – ответила я, взглянув на огромное табло прилета на стене.

– Есть хочется, – протянула Настя, насыпая корма в клетку прямо через прутья. Мыши суетились, хватали кому что попадется – семена, брусочки сушеных фруктов, и с аппетитом их ели. В животе заурчало.

– Давайте уедем отсюда, там разберемся. Охранник на нас пялится.

Минут через пятнадцать мы ехали в ярко-желтом автобусе в Катанию. Кроме нас в автобусе была только уборщица, которую мы видели в туалете, маленького роста и похожая на бульдожку.

Я постоянно оглядывалась – не едет ли кто за нами. Я подозрительно осмотрела нашу спутницу, но так как в ней не было ничего интересного, то на время успокоилась. Настя сидела впереди и фоткала все подряд. Мы с Ваней сидели рядом, и я изо всех сил старалась не смотреть на него. Я знала, что он наблюдает за мной. Его пристальный, изучающий взгляд нервировал, но я делала вид, что ничего не замечаю. Я пыталась понять, что чувствую к нему сейчас, но, вместо очевидной «Л» – любовь, выходили какие-нибудь «Рс» – растерянность или «См» – смущение. Прошел год с момента нашего с родителями бегства и моего прощания с Ваней через толстое, не пропускающее звуки стекло гейта. Я часто вспоминала, как он приложил тогда ладонь к стеклу и как я хотела приложить свою в ответ, но родители потащили меня в самолет. Вера выводила меня на разговор о нем, но после нескольких неудачных попыток перестала.

– Тебе нужно выработать эмпатию, – сухо говорила она. – Тогда тебе будет легче общаться с людьми.

– Не нужно, – хамила я. – Эмпатии мне еще не хватало.

– Нина, нужно открываться, – иногда она срывалась, когда я перегибала палку. – Нужно выходить из клетки, хоть иногда, – она краснела, когда повышала голос. Я старалась выводить ее из себя хотя бы раз за сессию.