Глава 1
Деревня на краю мира
- Проклятущее трекьятье! Енто был ельф! Клянусь Малышком! – воскликнул Мамаша, вытаскивая Малышка из своей нагрудной переноски и подбрасывая его на ладони.
Мамаша - это бывший Гора, большой человек в длину и ширину. Кто-то может назвать его толстым, но, во-первых, под его склонами скрываются железные копи, а во-вторых, не надо! Вдруг он узнает, что тогда? Есть план побега, смельчак? Некоторые поселенцы продолжают называть его Горой, но это не продлится долго, учитывая, что он постоянно таскает с собой грудного младенца. Характеризующие имена должны характеризовать, по крайней мере, в этом сообществе.
- Хватит, Го... Мамаша, - попросил его Первак, страж деревни (а Мамашу можно только просить).
- Чего хватит-то? – не понял Мамаша.
- Всё что ты делаешь, хватит, - начал перечисление Первак, облокотившись на своё копьё (вернее на заостренную палку, но он называл это копьем), - играться с дитём хватит, сквернословить при... - страж ворот поглядел на Мрачноглаза, силясь оценить его возраст, - при молодежи. И байки выдумывать не надо. Сказитель же говорил что после Перелома ни эльфов, ни драконов, ни коров, ни других мифических существ не осталось.
Первак сам был допереломным, но застал Старый Мир в бессознательном возрасте.
- То, что их не осталось, - енто их проблема, а одного я видал! - Мамаша всё же засунул смеющегося младенца обратно. - У кромки Щипающего леса. Белый такой, уши острые. Мрачник, ты-то чего молчишь? Рассуди, кто тут брешет, а кто тут имеет хорошее зрение и кому можно доверять. Ты же сын Волки.
- Как то, что я сын Волки влияет на что-то? - остановившийся послушать Мрачноглаз и начавший чесать Мясо за подбородок, спохватился и продолжил свой путь из деревни. - Нам вообще-то надо идти, вон Тит уже смотрит в нашу сторону. Значит, будет удачный путь.
- Но Волки же... - крикнул страж удаляющимся парням и одному хряку, но они уже прошли ворота деревни и не слушали.
У Мрачноглаза два задания: присматривать за хряком по имени Мясо и следить за соседским мальчиком Хохотуном. Так что можно сказать, что у него одно задание: выгуливать двоих проказников.
Пастух вёл своё стадо от деревни на новое пастбище. Деревня (небольшая, с 27 человеческими головами и 1 хрячей) называлась Мирокрай, потому что была расположена на краю мира. По крайней мере, не нашлось достаточно зоркого человека, кто увидел бы другую сторону или дно ближайшей пропасти. Сказитель предполагал, что они всё же существуют, и край мира - это всего лишь очень большой шрам, но с именами в деревне не церемонились - называли по сути, а не по предположениям.
Погода стояла отличная (всё-таки лето): на чуть зеленоватом небе не было облаков, воздух словно застыл, не делая глупостей против живых существ. Только дальняя какофония альм нарушала идиллию. Дневило исправно выполняло свою работу по освещению всего вокруг. Его дуги были видимы и почти прямые, что означало, их не скрывали лунные обломки. Тит смотрел прямо в направлении компании. Это был великан (титан даже), сидящий у дальних гор и возвышающийся над ними. Он был там много зим и воспринимался как часть пейзажа.
- Не мог Мамаша видеть эльфа, я те говорю, - сказал Хохотун, прыгая по земляным искривлениям и уворачиваясь от ступнехватов, приставучих кустарников. - Па говорит, что всё нечеловеческое не исчезло после Перелома, а просто стало другим. А измененные эльфы - это орки. Как спригганы для фей. Так что это был призрак, я те говорю!
Хохотун – приёмный сын Сказителя, поэтому он хорошо знает, о чём говорит. Вернее, что говорить и как. Но знать и делать - это разные вещи. Если бы он всегда говорил только то, в чём точно уверен, то, высказавшись, замолчал бы пару лет назад. Мрачноглаз слабо представлял его долго хранящим молчание. Или грустящим, если уж давать полную характеристику мальчика.
Хохотун светловолосый, с кончиком носа, который смотрит вверх. Он единственный, кто, не считая хряка, уже может ходить, но всё ещё требует присмотра старших.
- Может быть, - Мрачноглаз не стал спорить с детскими фантазиями. Он шёл спокойно, изредка указывая путь хряку. - Но у Мамаши недавно пылевик взорвался, а его споры заставляют видеть то, чего нет.