А я глядела на неё. Молоденькая пухленькая милая голубоглазая блондинка. Её счастье, что приехали они недавно, и, очевидно, приводя дом в порядок, Сиранта и носа за дверь не высовывала…
— Да-да, сейчас я пойду с вами! Вы подождёте, пока я переоденусь?
— Не говорите пока мужу — вдруг её там нет? И возьмите на всякий случай запасной плащ, — посоветовала я. — И, Сиранта, можно попросить вас о небольшой услуге?
— Да, конечно! — Хозяйка металась по комнате, одновременно развязывая фартук и проверяя содержимое холщовой сумки.
— Мы оставим письмо. Храните его. И если сюда придёт мама Винты — её зовут Оридия лен Санрини, — отдайте ей, чтобы она знала, где найти дочь.
В письме я оставила адрес моего наставника Рассела лен Дилэнси, а Винта приписала внизу несколько кривых крупных строк от себя.
— Конечно! — улыбнулась Сиранта.
Мы подождали хозяйку на улице. Я оглядывалась и вдыхала свежий солёный воздух. Непогода закончилась, и, хоть ненадолго, снова выглянуло солнце. Ещё влажные булыжные мостовые, красные мокрые крыши — всё выглядело новым, ярким, почти праздничным. А может, то было настроение. Мне казалось, что вместе с дождём будто смылось, растворилось, ушло нависавшее над городом тёмное облако…
Вот только жаль, что Сафрины я так толком и не видела — ни набережной, ни гавани, ни — был тут такой — музея древностей. Улыбнулась — служанкам положено ходить по хозяйским делам, а не по городским музеям.
Но следовало поспешить — мы отсутствовали уже почти полтора часа, а Соль вечно спать не будет.
Оказалось, что освобождённых пленниц отвезли в один из полицейских участков. Старший из сопровождающих нас гвардейцев сказал что-то двум стоявшим у двери кирасирам, и Сиранту пропустили внутрь. Я осталась в карете с Винтой — показывать одиннадцатилетней девочке, чем могло бы закончиться вчерашнее происшествие, мне не хотелось. И оставлять её одну — тоже.
Сиранта появилась быстро, минут через пять, с лицом белым, как мука, из которой она пекла свои пирожки.
— Спасибо вам, Кайта тут, она жива… но она… она… — Лицо исказилась, по щекам побежали слёзы.
Я незаметно показала на Винту и покачала головой. Не при детях.
Сиранта поняла, кивнула, одновременно вытирая рукавом слёзы:
— Я побегу за мужем. — Попыталась криво улыбнуться. — Главное, что живая.
Я сама прикусила губу — столько слёз, сломанных жизней, страха, сиротства — зачем?! Неужели деньги этого стоили? Ну что же, кто бы ни был в этом виноват, он заплатит. И ценой будет его собственная кровь. Я не злая — но по всем меркам, человеческим и божеским, он заслужил смерти.
Посмотрела на Винту.
— Ну, Кайта отыскалась, и живая… поехали за покупками?
— А вдруг тут есть моя мама? Я тоже хочу посмотреть!
Без шансов. Но если отказать, спорить могу, Винта удерёт при первой возможности, чтобы вернуться сюда.
— Скажи мне, как выглядит твоя мама, и пусть гвардейцы проверят. Нас не пустят. — Я слегка лукавила, меня, может быть, и пустили бы. Но у меня тоже есть предел, а я — кормящая мать. И тут заменить меня некому.
— Она красивая. Волосы светлые, глаза синие. А на щеке, вот тут, — Винта ткнула пальцем, показывая, где, — … родинка.
— Ньер Ферандо, — высунувшись из окна, я обратилась к гвардейцу, которого знала по имени. — Проверьте, пожалуйста, нет ли среди найденных женщин светловолосой синеглазой ньеры с родинкой вот здесь. Имя — Оридия лен Санрини.
Мы ждали недолго. Гвардеец вышел, покачал головой:
— Никого с родинкой. — Отвёл глаза. И, уже в сторону, одними губами: — Своими руками убил бы гадов!
Правильно я не пошла.
До возвращения мы ещё успели прикупить Арвинте в дорогом магазине на центральной улице две пары штанов — из полотна и хорошей шерсти, куртку, три рубашки и сапожки. Ну и мелочи вроде щётки для волос, носков, носовых платков. И саквояж, чтобы всё это уложить. То, что магазин именовался «Мода для юных ньеров», Винту не смутило. А вот от покупки юбки она отказалась наотрез. «Мама не велела», и всё тут.
Я не стала спорить.
Вернулись мы вовремя — Соль уже не спала, хотя её пока успешно развлекала ларра.
Винта, взяв саквояж с покупками, исчезла в соседней комнате — отправилась примерять обновки.
А Холт поманил меня пальцем:
— У меня есть пара новостей. Правда, хорошими их не назвать. Пока вас не было, я по-быстрому обернулся до порта и обратно. Нужно было кое-что проверить. Так вот. Помнишь, в реестре потопленных пиратами кораблей была такая «Голубая жемчужина» — двухмачтовик с высоко задранным бушпритом и большой надстройкой на корме? Я сначала думал, что обознался. Так нет, это она!
— А кому она сейчас принадлежит?
Варианты могли быть разными — от ни о чём не подозревающего добросовестного приобретателя до родича прежнего владельца, учинившего мошенничество ради страховки.
— Она — одна из списка тех, которые мечутся как угорелые между Сафриной и Симирой. Что приводит нас к мысли…
— …что работорговля тут и пиратство на Закатном океане — связаны, — закончила я за мужа.
Холт кивнул.
— А вторая новость?
— Сита, иди ко мне ближе, дай я тебя обниму.
Похоже, что-то совсем плохое.
— Рейн?