Магиня для эмиссара

— Четыре платья, — повторил муж.

— Ах, платья? А какие?

— Мы выбрали ткани — эту, эту…

— Ситайр! — неожиданно отвернулся от Холта мастер. — Ты не забыл пришить пуговицы на зелёный камзол? За ним сегодня придут!

— Уважаемый мастер, мы говорим о платьях…

— О каких платьях? — удивлённо заморгал портной.

— О четырёх платьях для моей жены, — очень терпеливым тихим голосом чуть не по складам выговорил Холт.

— Для жены? А где она? Надо же снять мерки.

— Вот она.

— Ньера, добро пожаловать! — и, отвернувшись: — Мари! Мари, ты убрала мой стол? Тогда займись приходной книгой на новые ткани!

Рейн, коротко зарычав, — впервые слышала от него такое! — потянул меня за руку на выход. Выволок на улицу, развернул к себе лицом и поинтересовался:

— Я так понимаю, в кафе нам тоже делать нечего? И в магазины лучше не заходить?

Я радостно закивала понятливости мужа.

Хорошо иметь дело с догадливым человеком!

Домой мы вернулись одновременно с ньером Ленартом, который нас тоже не заметил. И стали свидетелями интересной сцены — хозяина выбежала встречать не занятая чем-то Тирисия, а Анарда. Причём мне показалось, что свояченица просто вьётся вокруг ньера Лена, набиваясь на поцелуй. Как-то некрасиво.

В комнате Рейн поинтересовался:

— А поужинать мы сможем? Или тарелки поставят перед всеми, кроме нас?

— Через час оно само развеется, — кивнула я. — Сейчас переоденусь, покормлю Соль и сяду за работу, да?

Рейн фыркнул.

Ужином нас накормили. Всей компанией мы справились с большим жареным гусем с яблоками, и единственной нотой, омрачившей веселье, стало то, что ньер Ленарт рассказал о произошедшем у соседа несчастье — у того неожиданно умерли две старые собаки, прожившие в доме почти пятнадцать лет.

Глава 4

Искать мужчину, который сделает мою жизнь легкой? Я бы предпочла кого-нибудь, кто сделает её интересной.

Э. Уоррен

Я снова была в сером туннеле. Теперь я сама, не Холт. И бежала, бежала, спасалась из последних сил, петляя по бесконечным коридорам. А следом гналась тьма. Не просто мрак в смысле отсутствия света, а что-то, выглядящее мраком, — непонятное, огромное, голодное… и разумное. Свернула в очередной раз, чувствуя, как подкашиваются ноги, — и оказалась в тупике. Дальше хода не было. И назад его не было тоже — оттуда медленно, неотвратимо выползали чёрные жгуты щупалец…

— Сита! Сита!!! Проснись! Ну, хорошая, открывай глаза, что ты, что ты?

Ох, Рейн. И я не в катакомбах, а у себя в кровати. И он рядом, трясёт меня за плечи. А под кроватью шипит ларра.

— Опять кошмар?

Я кивнула, клацая зубами.

Он, не раздумывая, притянул мою голову к себе на грудь. Обнял.

— Снова катакомбы?

— Да. Мне снилось, — передёрнулась от пережитого страха, — что я убегаю. И за мной гонится какое-то создание. Чёрное, огромное, голодное. Не зверь, не человек. Что-то непонятное.

— Сита, я верно понял? Там была ты, а не я? И опасность грозила тебе?

Молча кивнула.

— Повторю снова: Сита, бери ребёнка и уезжай из Паэньи. Смотри, фокус событий сместился. Теперь в опасности ты. — Он легко встряхнул меня за плечи: — Уезжай, уезжай отсюда немедленно!

— Тогда погибнешь ты. — Я была уверена в том, что сказала. И продолжила бодрым враньём: — Знаешь, я почему-то убеждена, что всё обойдётся, если мы будем, как в том подвале, — вместе.

— Сита! Нашей дочке нужна мать!

Улыбнулась. Сейчас он говорит, не думая. И назвал Соль не моей, а нашей…

Он погладил меня по волосам. Вздохнул:

— Давай поговорим завтра? Посидеть с тобой, пока ты не уснёшь?

Я кивнула опять.

— Рейн, а как ты проснулся? Я кричала во сне?

— Нет, Ссэнасс разбудила, — усмехнулся он, вытягиваясь рядом. — Иди ко мне на плечо и засыпай. И, знаешь, у тебя чудесный запах. А платья я тебе всё равно куплю, как ни вредничай.

Улыбнулась снова.

Он ещё не знает всего, на что я способна.

Когда проснулась утром, Холта, ожидаемо, уже не было рядом. А я поняла, что делать дальше. Нужно пересмотреть все мои книги и выяснить всё, что можно, об эктоплазме. Потому что было похоже на то, что обитатель катакомб — это именно она. Или что-то близкородственное…

Эктоплазма — эманация живых разумных существ, которая остаётся в нашем мире после их гибели. Этакий сгусток энергии, воли, а иногда ещё и магии. Большинство призраков, например, кладбищенские, имеют именно такое происхождение. Причём чем внезапнее, ужаснее, несправедливее была смерть, тем больше вероятность того, что в последний момент выплеснется количество субстанции, достаточное для создания стабильного образования.

Вообще, эманации были в прямом и переносном смысле «темна вода во облацех». Я подозревала, что упивающаяся сейчас под кроватью молоком ларра изначально тоже была сгустком эктоплазмы. Можно потом осторожно с ней поговорить — кому знать о таких вещах, как не Ссэнасс?

Дождавшись, пока ларра закончит трапезу, спросила:

— Ссэнасс, ты слышала про катакомбы?

Ответом стало шипение и вставшая дыбом шерсть:

— Ссслышшшала! Там шшшивет Пошшширатель! Не ходи, умрёшшшь!!!

Ничего себе!