— Ладно, я тоже делаю тебе подарок, беру с собой на свидание с Павлом Юрьевичем Закревским. А ты мне по дороге расскажешь о второй персоне.
С этими словами Ракитин развернул машину, и мы неспешно покатили в сторону Университетского городка.
— Хорошо, капитан, тогда послушай сказку про умную и добрую тётеньку-проститутку и ее любимую ученицу, — я сделал глубокую затяжку, выдерживая актерскую паузу, выпустил дым в приоткрытое окно и продолжал. — Жила-была мудрая, красивая и добрая женщина, кандидат психологических наук, решившая во имя научной достоверности собираемого материала для докторской диссертации, временно поменять профессию — получить, так сказать, данные из первоисточника…
— А знаешь, как называлась ее диссертация? — перебил Олег, не отрывая взгляда от дороги. — «Социально-психологические аспекты возникновения случайных интимных связей, как отражение скрытых потребностей общества в сфере эротической культуры человека».
— Круто! — я невольно прищелкнул языком. — Энни-Шоколадка не зря пользовалась такой бешеной популярностью. Так вот, профессию-то она поменяла, но поскольку все же была человеком высокообразованным, поклонницей «Камасутры» и тому подобного, то довольно быстро снискала уважение и почет среди остальных «ночных бабочек» и стала брать кое-кого из них на своеобразную стажировку, обучать древнему искусству любви.
Я выбросил окурок и прикрыл окно до узенькой щели для вентиляции.
— И вот внезапно эта добрейшая и отзывчивая женщина превращается в какое-то исчадие ада, безжалостную садистку и публично избивает свою ученицу, а потом устраивает в клубе, где работает, форменный погром, поранив еще несколько человек. Причем ей как-то удается скрыться до появления патрульных.
— Единичный случай, с кем не бывает, — скептически хмыкнул Ракитин.
— Если бы единичный! Эта удивительная женщина превратилась в ужасное чудовище, агрессивное, злопамятное и подозрительное, одержимое манией преследования. Причем периодически она снова становилась почти прежней, хотя и чем-то озабоченной, говорила, что ей необходимо с кем-то посчитаться, и снова зверела и набрасывалась на девочку-стажерку…
— Может быть, у Закревской просто съехала крыша от психического перенапряжения? — предположил заинтересовавшийся моим рассказом Ракитин. — Ведь оставаться и ученым, и проституткой одновременно, думаю, непросто…
— Все было бы так, если бы она недавно вновь не стала прежней, доброй и ласковой, будто ничего и не было, — возразил я.
— Получается, что рассчиталась?
— А может, и нет?
— Тогда это уже третий подозреваемый…
— А второй — эта девчонка, без сомнения, — подытожил я. — Ее подружка вчера поведала мне сию жуткую историю, и она же слышала, как эта несчастная стажерка, предварительно хорошо нагрузившись для храбрости, обещала пристукнуть свою наставницу, если та не прекратит над ней издеваться.
— И кто это?
— Светлана Величко по прозвищу Персик.
— Ты ее видел?
— Нет, вчера ее не было в клубе, — я внимательно посмотрел на Олега.
Видимо, нам обоим одновременно пришла в голову одна и та же мысль, потому что Ракитин вытащил рацию и включил вызов.
— «Букет», я — «Гвоздика», прием…
— «Букет» на связи, в чем дело?
— Здесь Ракитин. Саша, пробей-ка через нашу базу адресок некой Величко Светланы…
— Других данных нет, Олег Владимирович?
— Нет. Но, думаю, двух Светлан Величко у нас в городе не найдется.
— Принято.
Ракитин убрал рацию и ловко повел машину по узким проездам Университетского городка.
Через пару минут мы остановились перед двенадцатиэтажной башней с единственным подъездом («умным домом», как его окрестили студенты), в которой проживало большинство доцентов и профессоров Университета. Входная дверь, по традиции, была заблокирована электронным замком новейшей системы, в микрочип которого вводились дактилоскопические данные жильцов. Считалось, что эти замки гарантировали полную безопасность жилища, но Ракитин тут же опроверг сие распространенное заблуждение: послюнил большой палец, а затем, прижав его к опознавательному окошку, сделал быстрое и сложное движение. Спустя секунду послышался щелчок, и дверь открылась, как бы приглашая в свое сухое и теплое нутро, прочь от мерзкой сырости.
Уже в лифте я, не совладав с природным любопытством, спросил Олега:
— Как тебе это удалось? Бывал здесь раньше?
— Нет конечно, — хитро прищурился он, — как говорится, ловкость рук и никакого мошенства, голимая физика, брат! Движущийся палец оставляет на поверхности стекла разводы, соответствующие рисунку папиллярных линий, а слюна, как достаточно вязкая и прозрачная жидкость фиксирует их. Получается как бы несколько наложенных друг на друга картинок. Практика показывает, что в девяти случаях из десяти хоть один из этих отпечатков-фантомов да окажется в памяти контрольного чипа.
— Лихо! — я невольно прищелкнул языком. — И такому тоже учат в криминальной милиции?
— А то! — довольный произведенным эффектом Ракитин приосанился.