Магистериум морум (СИ)

Священник хмыкнул, сорвал плащ и изготовился накрыть им мага. Жалкие попытки птицы спастись рассмешили его.

Но тут настоящий церковный ворон взмахнул крылами, взлетая, и с сипением и хрипом устремился служителю прямо в ухмыляющееся лицо!

Это был гораздо более опытный, чем Фабиус, крылатый боец. Он не сумел бы объездить жеребца или приготовить тинктуру для крепкого сна из пустырника и пиона, но, до своего волшебного пленения, лихо сражался за птичью требуху с рыбацкими псами и дикими лисами.

Ворон лупил служителя крыльями, рвал когтями, охаживал клювом.

Маг не видел своего внезапного спасителя. Он кое-как взлетел, неловко ковыряя воздух раненым крылом, и устремился вверх, где в маковке церкви было проделано отверстие для почтовых птиц. Отверстие закрывали на зиму, но эта осень была жаркой, и Фабиус узрел желанный кусочек свободного голубого неба.

Крыло его тяжелело, он трепыхался всем телом, пробивая себе дорогу к этому маленькому окошку.

А пути вниз больше не существовало. Толпа ворвалась в церковь, стоптала бьющегося с обезумевшим вороном служителя, начала громить и рушить всё вокруг…

Магистр из последних сил взмахнул крыльями, вырвался на свободу, и в изнеможении опустился на крышу церкви.

Внизу кричали бунтовщики, указывая на него пальцами, и там, в гуще людей, Фабиус уже и сам сумел различить гостей из Ада.

— Каррр! — торжествующе прокричал он, борясь с головокружением.

Крыло дёрнулось — это рука Фабиуса потянулась к медальону. Но вызвать Совет Магистериума ему снова было не суждено. Он не мог здесь и сейчас изменить личину, иначе сорвался бы с крыши прямо в толпу, и его ждала бы неминуемая и мучительная смерть.

Силы мага были на исходе, раненая рука болела всё сильнее. Он выбрал низкую крышу бедняцкого дома, жмущегося к Кровавой площади, и, больше планируя, чем борясь со стихией, полетел вниз.

Глава 24. Бешенство бунта

«Уходя на тот свет, не забудь выключить этот».

Виктор Коваль

На земле и в Аду. День 6.

— Смотри, какая огромная птица. Это ворона, Магда?

— Это ворон. Он, однако, пораненный. Верно, собака помяла его.

— Давай я сшибу его палкой?

— Зачем, дурачок? Мясо у такой старой птицы — вонючее. И он нам не враг — цыпляток у нас нет. Ворон тоже хочет жить. Может, отсидится на краю крыши, да и полетит к своим деткам. А тебе пора спать. Маленькие должны спать днём, чтобы стать сильными.

— Тогда спой мне бабушкину песню!

— Давай, другую? Сколько же можно?

— Нет эту! И я не хочу в дом. Положи меня на завалинке. И спой! Эту!

— Хорошо, ложись, я укрою тебя платком.

— А ворон улетел?!

— Улетит, спи.

И девушка тихо запела:

Отцвела к морозу вишня. Полетели

Лепестки её, как перья белой цапли.…

Она не видела, как слеза выкатилась из круглого глаза ворона, и он, собрав последние силы, потащился, приволакивая крыло, за трубу и затаился там, стыдясь своих чувств.

И тут же во двор, едва не снеся напрочь калитку, въехал всадник и замер, внимательно и цепко оглядывая крышу.

Время судорожно дёрнулось и замерло.

Фабиус сжался в комок, прячась от всепроникающего колдовского взгляда, который искал его многими глазами людей и сущих. Маг ещё никогда не ощущал себя таким маленьким и слабым.

***

В обеденной зале дома префекта инкуб Ангелус Борн тоже замер, припав к окну и вглядываясь в растревоженный город. Он потерял Фабиуса в пылу сражения ворона, священника и толпы.

***

В Верхнем Аду демон и бес что-то доказывали друг другу. Пакропулюс, поддавшийся на уговоры Анчутуса — сообразил, во что вляпался.

***

Женщина зашикала на всадника.

Он покрутил головой, осматривая двор, и… поворотил коня. Вселенские часы опомнились и затикали дальше.

***

— Где он! — бесновался Анчутус. — Куда делась эта проклятая птица!

Пакрополюс злобно пялился в магическое зеркало, но обманные облики человеческого мага больше не занимали его. Демон гадал: он-то куда влип? Ему-то куда скрыться от всей этой катавасии?

Когда толпа бросилась в церковь и растерзала священника, а ворон спланировал с крыши и пропал, Пакрополюс тоже начал было искать крамольного мага, вглядываться в похожие лица глупых мягкотелых горшков с душами.

И вдруг люди стали двоиться у него в глазах, обретая совсем не человеческие, а прямо-таки родные, адские черты!

Сначала демон решил, что ему мерещится, что он переутомился, вглядываясь в коварное механическое зерцало, или его сегодняшний утренний напиток был слишком крепок. А потом кинул взгляд на покривившуюся морду Анчутуса и его осенило — бес тоже видит пляску личин! Знает про неё! Да и у него самого — морда в пуху!