Магистр

Епископ Джузеппе Рамиро Марконе, бормоча, выходит из кельи, проходит через храм в алтарь и долго молится перед Madonna Nera – иконой Богоматери византийского происхождения, выполненной в полный рост и изображенной в черном хитоне. Вполголоса:Пречистая Дева, не дай свершиться злу, пусть наша обитель будет достойна того великого дара, что прибудет сюда с минуты на минуту. Слышит шаги в пустом зале.

Граф Алессандро Тиччинесклоняется перед настоятелем, прикладываясь лбом к тыльной стороне его ладони; тот благословляет его.Padre. Мы прибыли, и священная реликвия здесь, в наших руках. У меня письмо от его величества. Мне приказано отдать письмо, и лишь после этого – плаща… реликвию. С поклоном вручает конверт. Обеспокоенно:Впрочем, времени у нас мало, и мои люди уже в стенах монастыря.

Епископ, быстро пробормотав благодарение Господу, почтительно принимает письмо, пробегает его глазами. Немного бледнеет.Граф Алессандро, его величество предупреждает о возможных опасностях, угрожающих реликвии, как и всем нам, жаждущим укрыть ее от вандалов. Скажите, как прошла дорога? Не заметили ли вы чего-нибудь… кого-нибудьподозрительного? И у кого, у кого же драгоценный мандилион? [180]

Тиччинеразводит руками.Синьор епископ, в Италии сейчас все небезопасно, а уж тот груз, что мы привезли, постоянно находится под угрозой. Поспешу успокоить вас: нас не преследовали. Последний покров Спасителя у меня. Вы готовы принять его на хранение?

Епископ, еле сдерживая волнение:Конечно! Скорее, пройдемте в крипту. Надеюсь, ваши люди следят за подступами к монастырю, да святится имя святого Гульельмо, что заложил его в горах! Ведет Тиччине в алтарь. Тот колеблется: прибывших всего трое, и оставить снаружи ему некого. Следом за Тиччине входят еще двое, они несут небольшой ларец, закрытый на несколько замков и выглядящий очень тяжелым.

Генрих фон Зауберер, пригнувшись, добирается до первого ряда деревьев, окружающих монастырь, выглядывает из-за ствола. Шепчет человеку за соседним деревом:Donnerwetter! [181]Говорил, надо брать их прямо в поезде. Других дорог сюда нет, не пешком же они пришли! Сидели в лесу три дня! Все эти разглагольствования про «союзника-Муссолини» – scheisse [182]. Эти типы не имеют отношения к дуче, а король Виктор – такой же Победитель, как я бенедиктинец. Надо брать эту лавочку штурмом, Франц.

Франц Умвельт, с сомнением:Как-то чересчур это, Генрих, размахивать пушками в доме Бога. Мы все-таки искатели истины, а не головорезы без чести и совести. Давай подождем. Или, по крайней мере, поговорим с ними. Нельзя штурмовать монастырь.

Зауберер, хмуро:Какой Бог, Франц? Они же католики, никакого Бога у них нет! Из-за беззаконий чертова папы Александра VI наша Реформация и получилась. Ладно, будь пока по-твоему. Помолчав:Ты его видел? Он должен быть здесь. Это так же важно, как мандилион.

Умвельт, не менее хмуро:Не видел и, признаться, не страдаю. Я бы предпочел скинуть на него с крыши что-нибудь тяжелое, а не силами мериться.

Зауберер, приглядевшись:Вперед. Выходят люди короля. Рванувшись было, останавливает Умвельта резким жестом и указывает на другую сторону площадки перед конусовидной лестницей, ведущей в монастырь. Оттуда, со стороны железной дороги, бегут военные; их шестеро. Люди Муссолини! Черт побери! Их только не хватало! Из монастыря выходят сопровождающие плащаницы и видят людей Муссолини.

Умвельт, негромко:Стоим, Генрих. Этим ребятам сейчас будет чем заняться. Надо зайти с другой стороны, пока заварушка только начинается. Будем умнее, чем эти маслиноголовые. Неприятно улыбается.

Люди Муссолини бегом пересекают площадь и берут на мушку людей короля. Их что-то беспокоит: один из группы, только начав движение, вскрикивает, взметнув руки, роняет пистолет и падает на камни. Крови не видно, но человек либо без сознания, либо мертв.

Сержант Бомбарди, целясь в Тиччине:Где плащаница, предатель?

Тиччине, вкрадчиво:Это я предатель? Я рою землю носом за процветающую Италию, а вот ты кому служишь, ищейка? Своему безродному Бенито? Выхватывает револьвер и стреляет в ногу Бомбарди. Презрительно:Набрали плебеев! Вчера у плуга, а сегодня, смотри-ка, – сержант! Всеобщее замешательство. Оставшиеся пятеро военных не решаются стрелять в Тиччине и его спутников, ощетинившихся пистолетами. Пятеро против троих, за спиной которых монастырь, набитый историей и чудотворными реликвиями, и Туринская плащаница – перевес небольшой. В конце немой сцены еще один человек Бомбарди без видимой причины вскидывает руки и падает, снова без следов крови. После короткой ожесточенной борьбы противники короля захватывают Тиччине, застрелив его спутников.

Бомбарди, фанатично блестя глазами и держась за раненую ногу:Где реликвия, Тиччине? Говори, или муки Спасителя покажутся тебе материнской лаской!

Тиччине, спокойно:Ха, так ты, должно быть, и есть тот самый Бомбарди из Калабрии? Прославился тем, что за дуче родного брата запихнул под виноградный пресс? Думаешь на своей ретивости в рай въехать? Издевательски:Я и не вспомню, где она: куда-то положил, а куда – бог весть. В монастыре. Спросите у монахов, если они не запамятовали. Подручный Бомбарди припирает Тиччине к стене, не убирая пистолета.

Бомбарди, ковыляя, подходит. Жарко дыша в ухо Тиччине:Я б тебя давно пришил, малыш, если б не знал: епископ не скажет, где покров. Монахи эти – святые все как один. Так что скажешь сам. Чем быстрее, тем лучше.

Совместная группировка нацистов и Совета Торн тем временем обошла монастырь через лес и проникла в здание через служебные помещения; к ней присоединился невысокий плешивый человек со странными мучнистыми глазами. Он держит полый шар, будто сплетенный из золотых нитей, какие-то из них яркие и совсем новые, а какие-то – тусклые и позеленевшие. В орнаменте плетения можно разобрать повторяющуюся буквуL и стрелу, напоминающую копье. Внутри горит огонек, он делается все ярче.

Альберт Файнс, негромко:Ланцол совсем рядом. Надо торопиться.

Епископстоит на коленях перед изображением Богоматери в своих покоях. В какой-то момент, почувствовав постороннее присутствие, он, вздрогнув, оглядывается, но убеждается, что дверь закрыта, лишь чуть покачнулась портьера у окна. Справившись с собой, он продолжает молитву, даже когда дверь вылетает от удара. Епископ не оборачивается, хотя слышит немецкую речь. Сохраняя полное спокойствие, заканчивает молитву, медленно поднимается и смотрит на людей, возглавляемых плешивым человеком с шаром в руках.Что вы делаете в моей обители, синьор?

Файнс, склонив голову набок:Составляю карту местности для зажиточных туристов. Приближается к епископу.И наношу на нее любопытные достопримечательности. У вас, как мне напела птичка, объявилась Туринская плащаница? Улыбается, но его мучнистые глаза не синхронизируются с улыбкой; впечатление, что его потянули за углы рта.У нас мало времени, нет охоты участвовать в шумных мероприятиях с массовкой и очень много желания получить плащаницу. Демонстрирует шар.Знаете, что это за огонек? Он означает, что сюда идет враг, который не оставит камня на камне от вашей обители, а священную реликвию христианства пустит на носовые платки.

Епископ, нахмурившись:Я не понимаю, о чем вы. Даже если бы монастырь владел реликвией, способной заинтересовать светские власти Германии или… базирующуюся в Великобритании иную силу, я никогда не отдал бы ее. Мы под защитой Господа, синьор. И ваши электрические фокусы…

Речь епископа натыкается на гробовое молчание. В покои входит большой ухоженный волк, причем идет он так тихо и аккуратно, что только хвост, опущенный с характерным недобрым обещанием, и взблескивающие невеселым желтым светом глаза не дают принять его за собаку. Волк обходит Файнса, приближается к епископу и садится рядом. Епископ сдерживает удивление и возносит в уме благодарность небесному покровителю обители:Вот видите.

Файнсвидит в шаре вместо огонька уже полноценную шаровую молнию и роняет шар. Повернувшись к спутникам:Ланцол здесь. Готовность номер один. Умвельт, следить за дверями, Зауберер, не спускать глаз с волка. Тише:Забери его дьявол, этот парень неразборчив в средствах. Не думал, что у него достанет духу поставить себе на службу святых покровителей… Достает из-за пазухи небольшую ветхую палку и очерчивает вокруг себя сложную фигуру. Извлекает книгу и готовится читать. В этот момент, характерно вскинув руки, падает человек, заслонявший Файнса от волка; на нем снова нет ни капли крови. Волк, не тратя времени на предупреждающее рычание, прыгает на Файнса и, выбив у него книгу, роняет его на спину, упершись лапами в плечи. Он поднимает голову и, ощерившись, дает понять: то, сколько секунд осталось жить его жертве, зависит от действий совместных сил нацистов и торновцев.

Епископпротягивает руку; взволнованно:О ком вы говорите? Почему вы все время вспоминаете Копьеносцев? В обители никого нет! Оглядывается на портьеру, но ничего не видит. Быстро:Я не хочу кровопролития. Идите к тем, кто приезжал сюда по поручению монарха, но наши дела с ними не касаются никого из вас! Немедленно покиньте монастырь: святой Гульельмо посылает нам на защиту волка, своего заступника.

Файнсопять улыбается.Этот волк ничего мне не сделает, ребята. Святой не натаскивал его перегрызать глотки верным христианам! Видит, что шар катится к окну. Быстро:Умвельт, Зауберер, – портьера!

Умвельт и Зауберербез раздумий превращают подозрительную портьеру в марлю для процеживания морса. Когда заканчивается грохот и немного оседает пыль, видно: епископ Марконе держится за полку камина, ему плохо, но он молчит. Волк оторвал изрядный кусок плоти от Файнса и вцепился теперь в Зауберера. На сцене появился еще один человек– с виду лет тридцати пяти, одетый в цивильное. Этот новоприбывший поднимает шар, с интересом его оглядывая.

Епископнаконец справляется с собой:Что вам здесь нужно? Разве мало событий потрясло этот монастырь за последние полчаса? Что вы здесь делаете… непонятно почему добавляет:монсеньор?

Ратлендпускает шар катиться в угол. Прекрасно осознавая, что все оружие в помещении нацелено на него, епископу:Ваше преосвященство, мне не принадлежат титулы, носившиеся моими предками. Простого «синьор» вполне достаточно. Меня лишь интересуют произведения искусства. Жаль…

Умвельтнажимает на спусковой крючок, но ствол автомата оплавился, поэтому оружие в его руках взрывается, и он летит на пол. Сводный отряд нацистов и торновцев оказывается почти выведенным из строя.

Ратлендпродолжает:Так вот. Жаль только, что столь многие из этих произведений пострадали во время визита этих господ. С сожалением вертит в руках осколок старинного кубка из непрозрачного венецианского стекла.

Люди Муссолинивбегают и открывают пальбу по всему, что движется. Как минимум две пули попадают вволка, который обиженно взвывает и становится немного более прозрачным, в дальнейшем не принимая участия в действии.Файнсотползает в сторону, следя за Ратлендом.

Бомбарди, громко:Эй, вы, быстренько руки вверх! Стрельба довершила разрушения: епископ зажимает раненую ногу, а правый рукав Ратленда окрасился кровью. На этом пальба приостанавливается: в комнате находится единственный человек, знающий, где реликвия.

Ратлендопускается на колено возле епископа, загораживая его от людей с оружием. Тихо:Ваше преосвященство, здесь и сейчас может решиться, разразится ли новая война. Скажите мне, где покров. Обещаю: я воспользуюсь им, чтобы не допустить дальнейшего кровопролития.

Епископс ужасом смотрит на правую руку Ратленда, с которой капает кровь. Зачарованно:Копье при вас? Две такие реликвии под одной крышей…

Ратленд, так же тихо:Понимаю. Поэтому и прошу вас…

Епископслабеет телом, но не духом. Теряя сознание:Мандилион спрятан. Я не могу сказать вам, Копьеносцу… я не верю вам. Уходите… Отключается.

Ратлендподнимается; Файнсу и Бомбарди:Не стану мешать вам, господа. У вас, кажется, дела друг к другу. Направляется к двери во внутренние покои.

Файнсдотягивается до своей книги и читает. Это на странном языке, похожем на смесь старого итальянского, валенсийского и среднеанглийского. Слушатели не узнают его, ибо это язык создания Ура. Негромко:Это должно подействовать на него, он ведь часть того мира. Что он чувствует? Это как если бы его разбирали по клеточкам, наверное.

Ратлендзамедляется, ощущая, что его кровь словно превращается в жидкий свинец. Останавливается в дверях, схватившись правой рукой за косяк, поворачивает голову к Файнсу. С тщательной небрежностью:Ваше счастье, мэтр, что вы располагаете лишь подделкой. Иначе мне пришлось бы уничтожить вас и перебить следом весь ваш обширный клуб охотничьих котят. Когда наиграетесь, пришлите эту безделицу мне, велю читать ее перед сном кухаркиным детям. Успешно справившись с этой тирадой, вытряхивает из правого рукава тонкое треугольное лезвие, проводит им по левому запястью, после чего клинок снова исчезает в его рукаве. Исчезает в коридоре и сам Ратленд.

Файнскачает головой.Ай-яй-яй. Следовало бы ему меня убить. Мы, идейные люди, весьма опасны. С трудом поднимается и, держась за ногу, покалеченную волком, собирается двигаться следом за Ланцолом.

Бомбардинаставляет на него пистолет:Это куда это ты направился? Никто отсюда не выйдет до выяснения обстоятельств!

Файнс, негромко и вежливо:Вы что, больны? Какие обстоятельства вы собрались выяснять и с кем? Обводит рукой помещение, полное изувеченных людей, лежащих без сознания.Пропустите меня. Бомбарди обрушивается на пол: сзади его ударили по голове чем-то тяжелым. Файнс вздыхает.Похоже, теперь я наконец отсюда выйду. Видит, что за спиной Бомбарди стоит истекающий кровью, но дееспособный Алессандро Тиччине, не ожидавший, что столкнется с новым антагонистом. С сомнением:Или нет? Бьет Тиччине своей странной палкой и скрывается в коридоре. Хотя удар не очень сильный, Тиччине падает, словно сраженный рухнувшим дубом.

Ратлендстоит перед Черной Мадонной, тщательно оглядывая образ. Сам себе:Ай да епископ, ай да… кхм, нет, Пушкин здесь не подойдет. Что же можно сделать? Аккуратно прикасается к доске, на которой написан образ. От золотого нимба его бьет молнией, и он отлетает, едва удержав равновесие. Хватаясь за последнюю надежду:Хорошо. А если изъять из этого уравнения копье? На время? Вытряхивает стилет, откладывает на подставку для Евангелия. Видно, что чувствует он себя при этом так, будто отложил в сторону собственную руку. Осторожно подбирается к Мадонне.

Файнсподходит в Ратленду сзади, но остается на почтительном расстоянии. Повествовательно:В 1722 году при содействии Великого мастера Ньютона совету Торн удалось заполучить кое-какие материалы Создания Ланцолов. Этот текст… не звучит знакомо для вас? Продолжает читать тот же текст, что и прежде, но с большим напором. В конце коридора появляется Тиччине, готовый отомстить Файнсу за удар.

Совместное действие чтения Файнса и прикосновения к Мадонне действует наРатленданеожиданным образом: он разворачивается от Богоматери в обычно нехарактерной для него ярости, глаза его вспыхивают синим, и кровь, капавшая с его рук, как будто срывается с пальцев вперед, по направлению к преследователям. Алый вихрь сметает и Файнса с его книгой, и уже поднявшего было пистолет Тиччине, по пути обдирая стены и ломая церковную утварь. Когда книга Файнса падает и воцаряется тишина, из Ратленда как будто уходят все силы; он опускается возле алтаря на пол и сидит молча, глядя вниз. Затем неверной рукой достает из внутреннего кармана перетянутый резинкой скетчбук, аккуратно, стараясь не запачкать, раскрывает, смотрит на два женских лица, нарисованных в поезде. Слева видит Наденьку Холодову, справа Черную Мадонну, возле которой находится. Это одно и то же лицо, только голова Мадонны закрыта темным покровом. Поднимает голову к образу и видит, что покров на Мадонне цвета слоновой кости. Еле слышно:Даже она не хочет, чтобы я вмешивался. Почему? Дотягивается до своего клинка, прячет его в рукаве.

Епископвыходит из алтаря, тяжело опираясь на какой-то обломок. Ратленду, печально:Что вы наделали? И зачем все это?

Ратлендпытается встать, вскоре это ему удается. С упрямством:Я должен получить плащаницу. Если я соединю ее действие с копьем, новой войны не будет. С последней надеждой:Ваше преосвященство, попросите Ее отдать мне покров. Иначе… обводит взглядом разрушения:…все было зря.

Епископ, со смирением, своей необъяснимостью способным вывести из себя даже оконную раму:Значит, все было зря. По-вашему. Я же уверен: все происходит, потому что на то есть Высшая воля; и если вы не получили плащаницу, существует причина. Чуть мягче:Думаю, вам лучше уйти.

Ратлендснова поднимает глаза к лику Богоматери. Тихо:Я не понимаю. Епископу:В обители все будет восстановлено. Кроме людей, конечно. Идет к выходу. В дверях:Но я пойму. Уходит.

Епископопускается на колени перед Мадонной. Ему в руки медленными волнами опускается плащаница, обнажая черный покров Богоматери.