Магистр бессильных слов (СИ)

— Булавка для галстука и подвеска в виде плоского диска. Тоже серебряные.

— И как вы использовали их во время своих сеансов?

— Давал в руки пациенту.

— А как уничтожали?

— Расплавил в тигле.

— А пятак-то воистину «неизводимым» оказался, — съехидничал капитан. — Значит, плохо уничтожили, и у нас где-то тикают еще две такие же бомбы…

— Одна, — буркнул Иштван. — Я сам кинул предметы в тигель и развел огонь. Если даже кто-то исхитрился перед этим подменить ларвали, копию булавки не подобрали бы — уникальная ручная работа.

— Думайте, Йонаш, думайте, кто мог подменить ваши игрушки. А пока надо обойти жертв и предъявить им пятак. Вдруг кто-то узнает и вспомнит, откуда он взялся. Кто у нас самый первый пострадавший?

— Мадам Сабоне, — сказала Мия и пояснила шефу: — Экономка местной шишки графа Шекая, которой он запретил брать в руки чужие вещи. Она уже дней десять в лечебнице, ее случай вообще в сводки не попал. Боюсь, слишком много времени прошло, она не вспомнит какой-то пятак. Кроме того, только мадам Сабоне не упоминала, что держала в руках монеты в момент воздействия, должно быть, ларваль был у нее в кошельке или в кармане, — и уточнила у Иштвана: — Без прямого физического контакта он работает?

— В кармане тоже сработает, — объяснил Иштван. — Чем ближе и дольше контакт с ларвалем, тем выше внушаемость саггеренда.

— Вторым был портной, — продолжила Мия перечень эпизодов.

— Какой еще портной? — удивился Иштван.

— Которого жена застукала с клиенткой. Этого тоже в сводках не было, — повернулась она к Эгону. — Я уже здесь от мадам Эпине узнала.

— А, изменщик, у которого все отсохло… — вспомнил Иштван.

— Отсохло, не отсохло, а голос мужчина потерял, — сухо отметила Мия.

— Не моя формулировка, от мальчишек в гимназии слышал, — смутился Иштван. — Мы же у него не были.

— Я была, — возразила Мия. — Одна. Еще в понедельник.

— Давайте ему пятак покажем, — заинтересовался Иштван.

— Мы-то покажем, — согласился капитан Рац, — а вот вам, господин бывший черный, в следственные мероприятия больше соваться ни к чему. И вообще попрошу впредь не покидать «Белый жасмин».

— Я арестован? — осведомился Иштван.

— Временно ограничен в передвижениях, — разъяснил капитан. — В целях вашей же безопасности, кстати. Мийка, идем к твоему портному.

Капитан поднялся, собираясь уходить, потом вспомнил про так и лежащий на скатерти пятак и склонился над столом, разглядывая монету.

— Значит, и в кармане действует? — переспросил он, озабоченно хмуря широкие брови.

— Ага, — охотно подтвердил Иштван, откидываясь на стуле.

— То есть если я сейчас эту гадость возьму, а по дороге мне какой-нибудь придурок мимоходом скажет: «Чтоб ты лопнул!», я возьму и лопну?

— Примерно так, — усмехнулся Иштван.

— Эгон, — вздохнула Мия, подходя, и потянулась к ларвалю, намереваясь поднять его. Капитан молниеносно поймал ее руку и отвел в сторону. Иштван со своей стороны стола просто схватил пятак и зажал в кулаке.

— На меня не влияет, — сообщил он. — Я — автор.

— Ладно, — сдался капитан. — Можете идти с нами, Йонаш. Но если еще раз потеряете эту штуку, я вас под суд отдам!

Глава 21. Любовь и прочие недуги

С начала мира до его конца

Так было, есть и будет длиться вечно –

Глупее нет влюбленного юнца,

Но нету и счастливее, конечно!

Й.

Путь до дома изменщика-портного оказался недолгим, но утомительным. Бдительный капитан окончательно отбросил образ беспечного добряка и превратился в одержимого профессионала, с неуместной пристальностью впивающегося напряженным цепким взором в каждого встречного. И шел так близко к карману, куда под его надзором опустили пятак, что Иштван буквально чувствовал на каждом шагу крепкий полицейский локоть, и это раздражало. Он хотел уже соврать, что ларваль действует на расстоянии до полуметра, но побоялся, что тогда Рац точно накинет на него какое-нибудь заклинание-цепь или наручники.

Грустная молчаливая Мия, исполняя инструкции своего не доверяющего даже бывшим черным магам шефа, шла с другой стороны от Иштвана, тоже близко, но подчеркнуто стараясь не коснуться.

Пострадавший портной, высокий худой человек лет за сорок, мало чем мог помочь в их расследовании. Он, и вправду, потерял способность говорить, хотя отчаянно пытался, но из его судорожно подергивающегося рта вылетало только невразумительное глухое мычание. И он безнадежно качал своей уже начинающей лысеть головой, сокрушенно указывая измазанными мелом пальцами на не подчиняющееся ему больше горло.

— В понедельник он вообще не мог издать ни звука, — шепнула Мия.

Супруга пострадавшего, маленькая, крутобокая и агрессивная, как пушечное ядро, Катаржина, изначально занявшая позицию нападательную, услышала ее слова и взвилась:

— А нечего было мне врать! — визгливо заверещала она, сходу взяв тональность просто зубодробительную. — Я своими глазами видела, как он ту козу Данлу щупал! А он — примерка, примерка! Знаю я такие примерки! И Данла не просто так теперь из городского дома съехала, а куда, никто не знает! Явно у нее совесть нечиста! Боится, что я ей космы-то повыдергаю, если на глаза мне попадется!