Цзян Чэн ответил: «Не знаю. Наверное, там же, где и всегда: в кухне, или в спальне, или в Храме Предков. Куда еще она может пойти?»
Покинув тренировочный зал, Вэй У Сянь направился в кухню. На огне в горшочке томился суп, но Цзян Янь Ли там не было. Потом он пошел в ее покои, которые также оказались пустыми. В итоге Вэй У Сянь отправился в Храм Предков, где и обнаружил девушку.
Цзян Янь Ли сидела на коленях. Она чистила памятные таблички родителей, при этом что-то неслышно говоря себе под нос. Вэй У Сянь просунул голову в дверь. «Шицзе? Снова разговариваешь с Дядей Цзяном и Мадам Юй?»
Голос Цзян Янь Ли звучал мягко: «Вы не приходите к ним, так что остается только мне».
Вэй У Сянь вошел внутрь. Он сел рядом с ней и принялся помогать чистить таблички.
Цзян Янь Ли бросила на него взгляд. «А-Сянь, почему ты так смотришь на меня? Хочешь что-то сказать?»
Вэй У Сянь широко улыбнулся. «Ничего. Я тут просто валяю дурака».
Сказав это, он и в самом деле повалился на пол. Цзян Янь Ли спросила: «Сянь-Сянь, сколько тебе лет?»
Вэй У Сянь заявил: «Три годика!»
Увидев, что смог рассмешить Цзян Янь Ли, он наконец сел. Подумав немного, Вэй У Сянь все же решил поднять волновавшую его тему. «Шицзе, я хочу тебя кое о чем спросить».
Цзян Янь Ли кивнула: «Спрашивай».
Вэй У Сянь протянул: «Почему человеку кто-то нравится? Ну, в этом смысле».
Цзян Янь Ли на миг удивленно замерла. «Почему ты спрашиваешь меня об этом? Тебе кто-то нравится? Что это за девушка?»
Вэй У Сянь поспешил заверить: «Нет. Мне никто никогда не понравится. Во всяком случае, не слишком сильно. Ведь это все равно что хомут себе на шею надеть».
Цзян Янь Ли ответила: «Три года… многовато. Может, все же только год?»
Вэй У Сянь воспротивился: «Вот и нет, мне три! Трехгодовалый Сянь-Сянь голоден! Что же делать?»
Цзян Янь Ли хихикнула. «На кухне есть суп. Можешь поесть. Вот только сможет ли Сянь-Сянь достать до плиты?»
«Если не смогу, шицзе просто поднимет меня, и тогда у меня получится достать…» Вэй У Сянь продолжал нести чушь, когда вдруг Цзян Чэн вошел в Храм предков.
Услышав этот бред, Цзян Чэн выплюнул: «Снова валяешь дурака! Я, твой глава ордена, уже налил тебе миску супа и поставил снаружи. Преклони передо мной колени, выкажи благодарность и проваливай есть свой суп!»
Вэй У Сянь подскочил и пошел прочь, но вскоре вернулся. «Что это значит, Цзян Чэн? Где мясо?»
Цзян Чэн пожал плечами. «Я его съел, остались только коренья лотоса. Можешь не есть, если не хочешь».
Вэй У Сянь врезал ему локтем. «А ну выплюни мясо!»
Цзян Чэн ответил. «Я не против. Выплюну – и посмотрим, как ты его съешь!»
Увидев, что они снова ссорятся, Цзян Янь Ли вмешалась: «Ладно-ладно. Сколько вам двоим лет, если вы спорите из-за пары кусочков мяса? Я просто сварю еще…»
Вэй У Сянь больше всего любил суп из свиных ребрышек и лотосов, который готовила Цзян Янь Ли.
Помимо того, что этот суп был очень вкусным, он навевал воспоминания о том, как Вэй У Сянь его впервые попробовал.
Это случилось вскоре после того, как Цзян Фэн Мянь привел Вэй У Сяня из И Лин. Только Вэй У Сянь переступил порог, как увидел на тренировочном поле гордого молодого господина, который бегал по кругу вместе с щенками на поводках. Руки Вэй У Сяня тут же взметнулись к лицу, и он зарыдал. Весь день он провел на руках Цзян Фэн Мяня, наотрез отказываясь слезать. На следующий день щенков Цзян Чэна отдали другим хозяевам.
Это так сильно разгневало Цзян Чэна, что он закатил нешуточную истерику. Как бы ласково Цзян Фэн Мянь его ни утешал, говоря, что им нужно «стать добрыми друзьями», Цзян Чэн отказывался разговаривать с Вэй У Сянем. Несколькими днями позже Цзян Чэн смягчился. Цзян Фэн Мянь решил ковать железо, пока горячо, и потому сказал Вэй У Сяню спать в одной комнате с Цзян Чэном, надеясь, что мальчики привяжутся друг к другу.
Поначалу Цзян Чэн, хоть и дулся, все же был на грани того, чтобы согласиться. Но Цзян Фэн Мянь, обрадовавшись, взял Вэй У Сяня на руки. Глядя на это, Цзян Чэн потерял дар речи от шока. Мадам Юй тут же холодно рассмеялась и вышла из комнаты. И только потому, что у супругов были срочные дела и им пришлось в спешке уйти, они не завели очередной спор.
Той ночью Цзян Чэн запер дверь своей комнаты и отказался впускать Вэй У Сяня.
Вэй У Сянь постучал в дверь. «Шиди, шиди, впусти меня. Я хочу спать».
Цзян Чэн, стоя спиной к двери, крикнул: «Кто это твой шиди?! Верни мне Принцессу, верни мне Жасмин, верни мне Милашку!»
Принцессой, Жасмин и Милашкой звали его щенков. Вэй У Сянь понимал, что Цзян Фэн Мянь отослал их подальше только из-за него. Он прошептал: «Прости. Но… но я и правда их боюсь».
Цзян Чэн не мог припомнить и пяти раз, когда бы Цзян Фэн Мянь брал его на руки. И каждого такого случая хватало, чтобы он ходил счастливым многие месяцы. Внутри Цзян Чэна полыхало пламя, не в силах вырваться наружу. Он задавался лишь одним вопросом: «Почему? Почему? Почему?» Вдруг Цзян Чэн увидел в своей комнате еще один, не свой, комплект постельного белья. Гнев и возмущение прилили к вискам, заставляя его схватить чужие простыни и одеяла.