Магистр ордена Святого Грааля

А была ведь там звездочка! Точно, была!.. Вот она, родимая, никуда не делась!

Чувствуя от этого сатисфакцию, капрал снова лег в постель, укрылся одеялом, и почти сразу же зашептала ведьма-ворожея: «Говорю тебе, соколик, вона янеральская звезда! Хвельдмаршальская!…»

И батюшка, Царствие ему Небесное, приговаривал: «Служи, сыне Христофор. Береги честь. Чтобы точно стал у меня генерал-фельдмаршалом!»

И плеткой не потчевал боле.

Барон Карл-Ульрих фон Штраубе,

рыцарь ордена, 19 лет

Молодой рыцарь фон Штраубе после того, как лег, несколько часов не мог уснуть. Он все думал: зачем его привезли в этот холодный город? А спросишь — так и не ответит никто. Комтур граф Литта, отводя глаза, только бормочет туманное что-то про спасение ордена и про его, фон Штраубе, великую в этом деле миссию, а отец Иероним изрекает что-нибудь вроде: «Nemo contra Deum nisi Deus ipse^[2]» и, закатывая свои бельма, дает понять, что все эти расспросы для него «agonia Dei^[3]».

Про свою высокую миссию в делах ордена и про свое Die grosse Zweekbestimmung^[4] молодой фон Штраубе был наслышан уже давно, однако в чем сие заключалось, было покрыто завесой тайны, а свои тайны, и малые, и великие, орден умел хранить — и за бельмами слепых глаз, и за туманом слов.

Завтра, однако, что-то должно было произойти, что-то впрямь важное, фон Штраубе уловил это в том прахе слов, который нынче не то с умыслом, не то по нечаянности просыпал граф Литта. И сразу как почтительны стали с ним братья Жак и Пьер, прежде его почти не замечавшие. И даже за бельмами всегда сурового отца Иеронима с вечера он видел что-то похожее на благорасположение к своей персоне.

Быть может, действительно завтра он благодаря своему Die grosse Zweekbestimmung сумеет чем-то помочь ордену, уже более двадцати лет после потери Мальты вынужденному скитаться по всей земле, а заодно сможет хоть немного приоткрыть завесу некой огромной тайны, его, фон Штраубе, с детства окружающей.

О, ради такого он готов был на что угодно — второй год мерзнуть в этой самой северной столице мира, где небо всегда настолько серое, что почти никогда не видно звезд, постигать этот странно звучащий язык и эти во многом непостижимые нравы, даже подобно комедианту бряцать завтра рыцарскими доспехами, как распорядился тот же граф Литта, ради такого он был готов.

Завтра состоится долгожданная аудиенция, которую им даст император этой необъятной страны. И он, фон Штраубе, закованный в латы, должен будет, припав на одно колено, произнести те слова, что долго заучивал и не раз повторял придирчивому комтуру: «Ваше императорское величество, все рыцарство ордена с трепетом приветствует властелина, чья благословенная Богом страна…»

Как там дальше? Надо, пока свечу не погасил, еще раз перечитать, чтобы укрепилось за ночь.

Так фон Штраубе и поступил.

Оттого сон, который наконец стал его понемногу забирать, был томительный, без сновидений, заполненный лишь какими-то смутными предощущениями, в которые то и дело вкраплялись эти слова:

«…чья благословенная Богом страна раскинулась меж всеми четырьмя великими океанами земли во славу всего христианского мира…»

Завтра… Что-то будет завтра?..

Император, чья благословенная Богом страна..

(et cetera, et cetera)

«Between four great oceans?!»^[5] — сквозь опущенное забрало насмешничал рыцарь в черных доспехах, выгарцовывая у барьера на вороном коне. И, переходя на русский язык, с британской, однако, язвительностью прибавил: — Видимо, Индийский океан, брат мой, вы также включили в свои владения? Коли вы не осведомлены, смею вас заверить, между сим океаном и вашими владениями пролегает Индия, коя, позвольте вас просветить, пока что принадлежит…»

Это он, британский Георг, сколько бы он ни прятал лицо свое под черным забралом!

Довольно же слов! Копья наперевес! Пускай рыцарская удача рассудит, кто прав!