Магистр ордена Святого Грааля

— Не мои, это точно, — согласился Двоехоров. — Ты, Никита, не серчай. Я это к тому, что ежели за голову друга нашего Карлуши целых ста тысяч не жаль, то очень уж им надобно его жизни лишить, а коли так, то и без тебя найдут охотников. На твои же, к слову сказать, деньги! Теперь-то, должно быть, понимаешь, что Извольский этот по ихнему распоряжению тебя обыграл?

— Да, пожалуй что так… — вздохнул Бурмасов. — Получается, я по дурости своими деньгами Карлушиным убийцам помощь оказал… Что ж, мне в таком случае это и искупить… Теперь я тебя, Карлуша…

Договорить он не успел — за дверью раздался грохот упавшей посуды и еще чего-то тяжелого. Держась за шпаги, все трое мигом выскочили из кабинета.

На полу лежал лакей. Его высунутый язык был черен, как сажа. Рядом валялся поднос и осколки фарфоровой посуды. От разлившейся по полу ухи еще шел пар.

Фон Штраубе притронулся к его пульсу и заключил:

— Мертв… — Тут увидел, что перстень его наливается синевой. — Отравлен, — добавил он. — Должен был подать это нам. Все было отравлено.

Бурмасов не понял:

— Он что же, отхлебывал нашу уху?

— Нет, — сказал фон Штраубе, — его отравили пары. Он долго ждал за дверью и успел надышаться насмерть. Яд, видно, очень сильный, подальше отсюда, господа.

— Царствие ему небесное… Ведь от верной смерти раб Божий нас уберег… — С этими словами Двоехоров, перекрестясь, отпрянул от мертвого, а Никита, наконец-таки все сообразив, прорычал:

— Это он!.. Всех нас хотел отравить!.. Ну все, живым от меня не уйдет!

Со шпагой наголо Бурмасов ринулся в соседний кабинет. Двоехоров и фон Штраубе, также держась за шпаги, устремились вслед за ним.

В кабинете, однако, никого уже не было. И только, словно бы в издевательство над ними, бумажка с какой-то намалеванной на ней дьявольской рожицей лежала на неубранном столе. Изображенный бес ухмылялся и целился кого-то боднуть козлиными рогами.

— Все равно не уйдет! — проговорил Бурмасов. — Хоть у черта за рогами спрячется, а все равно теперь уж от меня далеко не уйдет!

Глава XI в которой фон Штраубе приоткрывает перед другом завесу своей тайны, а под конец проваливается в тартар

Бурмасов и барон сидели вдвоем в комнате, снимаемой фон Штраубе. Двоехоров сразу после ресторации покинул их, поскольку вынужден был по долгу службы проверять караулы.

— Итак, охота на тебя идет знатная? — сказал Никита, уже протрезвевший от пережитых недавно волнений. — Теперь небезынтересно, кому и чем ты так насолил. Коль имеешь соображения, поделился бы.

— В том-то и дело, что почти не имею, — вздохнул фон Штраубе.

— Ну, «почти» — это не слово, — сказал князь. — Все, что знаешь, давай выкладывай, а уж там поразмыслим вместе — глядишь, и додумаемся до чего.

Фон Штраубе, не таясь, рассказал о своих неосторожных словах в карете по пути из дворца и о взгляде на сей предмет комтура Литты.

Дослушав его со всей внимательностью, Бурмасов заключил:

— Что ж, комтур твой не дурак, дворцовую диспозицию представил, пожалуй, верно. А вот насчет того, что в России и воздух слышит, это он подзагнул.

— Но мог быть карла на запятках кареты. — И фон Штраубе снова пересказал ему слова комтура.

— Пустое, — отмахнулся князь. — Карла такой вправду имеется, но всего лишь один, мне верные люди точно сказали. Просто у страха глаза велики, так из одного произведут сразу дюжину. А поскольку карла только один, то на все запятки его не посадишь, и прибегают к нему лишь в самых исключительных случаях. Нет, надобно искать иуду среди тех, кто был с тобою в карете. Перечисляй.

Барон назвал ему всех.

— Давай теперь прикидывать насчет каждого, — предложил Бурмасов.

— Граф Литта… — начал фон Штраубе. — Но он бы не успел никому сообщить, ибо находился еще в карете, когда ловушка убила Спирина.

— Предположим, — согласился Никита. — Давай далее.

— Жак и Пьер…

— Да, — слегка поморщился Бурмасов, — видал я этих… уж и не знаю, назвать-то как… Что ж, до них доберемся, это дело пустяк… Хотя ни на какую из трех сил они не похожи. Однако ж наябедничать на тебя вполне могли. Будем пока держать их в уме… Далее?

— Еще только отец Иероним, и больше в карете никого не было. Но он-то меня как раз от смерти и спас, когда от восьмерых отбивались вместе с Христофором. Глупо пытаться убить, а потом спасать.

— Да, пожалуй что, — кивнул князь. — И ябедничать такой, как ты его нарисовал, никогда не станет, и за деньги, полагаю, его не купить… Что ж, на этом пути мы с тобой пока что в стену лбом… Давай тогда двинемся с другого конца. Это твое пророчество насчет убиения государя — насколько, скажи, можно ему доверять? Вообще, что до меня, то я в такие вещи не очень-то…

Объяснять — значило бы выдать главную тайну ордена, чего делать фон Штраубе пока что не хотел. Он лишь так выразительно взглянул на Бурмасова, что тот сразу же поспешил сказать: