— А вот мы тебе, Исидор, сейчас подарок сделаем, — с улыбкой сказал Князь. Чтоб и Бог тебя не выдал, и свинья не съела, и чтоб ты честь свою дворянскую Карлушиным арестом не запятнал.
— Это как же ты мыслишь? — удивился Коростылев.
— Да очень просто. Вот тебе барон Карл Ульрих фон Штраубе! — Никита указал на связанного злодея. Берите его и тащите куда требуемо. Только, не дай бог, не развязывайте здоровущий больно, можете и не управиться втроём.
— А как он заговорит да скажет, что не фон Штраубе вовсе? — усомнился сержант.
— Ну уж это навряд ли, — расхохотался князь. — Чтоб сказать, язык надобен, а языка у него как раз и нет.
Все понявший Коростылев мигом снова превратился в служаку-сержанта.
— Насчет языка, господин прапорщик, ничего велено не было. Велели доставить барона, а уж с языком или без — о том никто не говорил. Велено было: живого или мертвого!
— Даже лучше, коли мертвого, — вставил комтур Литта.
— Лучше — стало быть лучше, — с пониманием отозвался сержант.
В глазах у безъязыкого злодея наконец появился подлинный ужас. Он что-то отчаянно прохрипел, но Коростылев, не обращая внимания на этот хрип, уже кликнул солдат из прихожей:
— Эй, ребята, заходи! — И когда гвардейцы снова вошли в залу, указал им на связанного: — Вот он Карл-Ульрих фон Штраубе. Берите его.
— Зело опасен, — подсказал князь. — Предполагаю, участник пугачевского бунта.
— Коли так, — приказал Коростылев, — зарядить ружья! — После того как солдаты выполнили приказ, добавил: — А ноги ему развяжите — не тащить же на себе эдакую колодину… — И добавил, когда ноги у того были освобождены: — А бежать шельма вздумает, вы, полагаю, знаете, что с ружьями со своими делать.
— Пускай попробует…
— Ужо от меня не убежит, — подтвердили те, вставляя в ружья сухие фитили.
— Честь имею! — отсалютовал Коростылев. — Ведите его, ребята.
Связанного по рукам негодяя поставили на ноги. Он упирался, что-то мычал и вращал глазами, но один из солдат хорошенько стукнул его прикладом промеж лопаток, тот замолк и покорно поплелся к дверям.
Когда они ушли, комтур Литта проговорил с некоторым сомнением:
— Как бы ему перо и бумагу не дали — он, злодей, эдакого про нас про всех понапишет…
— Еще надо, чтоб довели живого, — беззаботно отозвался князь, — в чем у меня изрядные сомнения. Я слыхал, у одного из этих двух измайловцев, у Феди Гринева, родной дед, капитан Миронов, и бабка от пугачевских приспешников мученическую смерть претерпели. Так что скорее, может статься, не доведут…
— Ну, если так… — сказал комтур.
— Что до меня, — продолжал князь, — то я больше Карлушиной судьбой обеспокоен. Вон какая охота на него пошла со всех сторон! А посему…
— Что же? — спросил фон Штраубе.
— А то, друг мой дорогой Карлуша, что спрятать до времени тебя хорошенько надо, — заключил Бурмасов. — И я, кажись, даже знаю, где… И для дела, о котором говорили с тобой давеча, места не сыскать лучше.
— Это где же?..
Бурмасов, однако, впрямую отвечать не стал, видимо, из-за присутствия комтура.
— Главное тут — посланьице одно передать, — сказал только он. — Задача нелегкая, но у гвардейского офицера везде найдутся друзья… Да ходить далеко не надо. Христофор, — обратился он к Двоехорову, — ты нынче проверяешь караулы во дворце?
— Ох-ох-ох! — подскочил тот. — Уже надобно поспешать!
— Вот и прекрасно! — заключил князь. — Только задержись еще на минутку-другую. Давай-ка, друг, пройдем в мой кабинет…
Глава XVIII
Еп passant[61]
— —