сидим на втором этаже, и что перед нами расстилается вся восточная часть города. Дома, магазины, деловой квартал, часть ярмарочной площади, кусок центрального парка. И храм. Главный храм Мирай. Большой, величественный, сияюще-белый.
Я просто не могла отвести от него взгляд, не заметила даже, когда принесли меню. И вздрогнула, почувствовав, как мою руку, сжавшуюся в кулак и мелко подрагивающую, накрыла теплая ладонь:
— Ты боишься высоты? Мы можем спуститься на первый этаж, — обеспокоенно предложил Вэйд. И даже Джая сидела тихо, с тревогой глядя на меня.
— Нет, все нормально. Я просто… это с непривычки.
Взять себя в руки удалось попытки с третьей. Я даже смогла вполне спокойно и обдуманно просмотреть меню и со спокойной совестью переложить необходимость выбора на Джаю.
— Я полностью доверяю твоему вкусу, — с улыбкой заверила ее я, игнорируя скептический взгляд Вэйда.
У меня не было сил выбирать самой, читать названия, впечатляться ценами и гадать, что за зверь такой талью, которого подают под сливочным соусом, или как есть парфе, в названии которого больше букв, чем в моем имени.
Сейчас меня это не волновало, все, о чем я могла думать — храм, сияющий в солнечном свете.
После нашего похода на песнопение мне начали сниться необычные сны. Это всегда было что-то теплое, светлое, зовущее и нуждающееся во мне. Что-то важное, остающееся поутру, после пробуждения теплой грустью. Словно в дар я получила нечто важное, но оказалась не в состоянии это осознать и оценить, тем самым будто бы обворовывая саму себя. Я не обращала на сны особого внимания, не видя в этом ничего странного.
В конце концов, разве сны могут быть опасными?
Но сейчас, глядя на храм, никак не могла отделаться от мысли, что счастье, приходящее ко мне во снах, наяву я смогу найти лишь там. За этими мощными сияющими стенами.
— Селина, — позвал Вэйд, — ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
В груди поселился легкий холодок, сжимая сердце предчувствием совершенно непоправимой ошибки — зря я пришла сюда, зря так долго смотрела на храм — но я смогла слабо улыбнуться и кивнуть.
Незачем ему знать о моей разыгравшейся паранойе, которая мне и самой казалась совершенно ненормальной.
Больше на храм я старалась не смотреть, в конце концов, у меня были занятия поважнее. Например, любоваться произведениями искусств, поданными на белых квадратных тарелках с чуть поднятыми углами.
Конечно, знай я, чем закончится эта моя мимолетная встреча с храмом, непременно рассказала бы все Вэйду, попросила бы вызвать Гарса и настояла на том, чтобы меня связывали по ночам. Но я не знала, и даже не могла предположить, какие проблемы ждут меня впереди.
Самым странным в моем пробуждении были, пожалуй, не замерзшие до полной потери чувствительности ноги и не холодные мурашки по всему телу, а место, в котором я проснулась: под открытым небом, на пересечении двух улиц, невдалеке от парка. Босая, в одной сорочке, замерзшая и напуганная. От дома Вэйда до конкретно этого перекрестка было всего три минуты в карете или двадцать минут пешком.
Всего каких-то двадцать минут, и вот она я, обмирая от страха, стою и не знаю, что мне делать. Ночи здесь были слишком холодными, чтобы разгуливать по улице в тонкой батистовой сорочке, и слишком темными, чтобы не бояться шорохов в густых тенях зданий.
Потоптавшись на месте еще несколько секунд, затравленно озираясь и напоминая самой себе загнанную жертву, я медленно отвернулась от парка, желая вернуться обратно в дом Вэйда, найти своего женишка и долго, вдумчиво, со вкусом порыдать. Потому что то, что сейчас происходило, было совершенно ненормальным. Я не могла оказаться в двух километрах от дома посреди ночи, даже не помня, как сюда дошла… или могла?
Здравый смысл утверждал, что это невозможно, но какая-то маленькая, гадкая часть моего сознания мерзко нашептывала, что для человека, оказавшегося в теле какой-то непонятной жрицы на огрызке планеты, теперь возможно все.
Первые минут пять я шла, вжимая голову в плечи, затравлено озираясь, постоянно ожидая нападения. Потом побежала.
Нервы просто сдали, не было во мне столько смелости, чтобы полуголой среди ночи по улицам прогуливаться. Хватит, нагулялась уже.
Входная дверь оказалась полуоткрыта. Как оказалось, уходя из дома, я даже не потрудилась закрыть за собой дверь, что, в общем-то, было, наверное, не страшно — мало кто рискнул бы залезть в жилище дознавателя, даже будь дверь распахнута настежь, а не слегка приоткрыта — но я все равно чувствовала себя странно, медленно входя в дом. Будто бы там, в этой, на первый взгляд безопасной темноте уже притаилось что-то страшное, успев просочиться в дом, пока я бродила по городу. Но стоило только двери закрыться за моей спиной, как наваждение спало. На меня никто не бросился, в холле я стояла совершенно одна. Все было в порядке.