Магистрат. Том 2

Мы били друг друга, почти не защищаясь, потоки силы расходились от нас волнами, то загораясь, то вновь исчезая во мгле. Казалось, что даже звезды стали моргать при каждом ударе, а цветы превратились в кровавый дождь.

Багровая молния, блестя своей красотой, ударила между нами, разнимая. Она возникла случайно, — я не мог контролировать ярость, бурлящую в груди.

Я услышал свое тяжелое дыхание, Лина почти не дышала. Ещё миг и мы вновь бросились навстречу, будто предыдущей схватки было мало. Как любовники бросаются в объятья.

И танец сменил тон. Мы сплелись, как две тени на закате. Отчаянно, страстно, скучая. Невероятно скучая. Тоскливо, жалобно, бесприютно.

Так, словно без неё не было меня. Будто мы неполноценны сами по себе.

И каждый следующий удар выражал лишь боль потери.

Не было никого дороже и не будет. Никогда, ничего подобного с нами больше не произойдет. Наш прощальный танец.

Её сабля со звоном отлетела, ударившись о клинок катаны. Она перехватила лезвие моего оружия ладонью и потянула на себя. Мы упали, покатились по мягкому полю черных цветов, будто по шелковой простыне, в беспрестанных попытках поразить свою цель. Я оказался сильнее в этой борьбе, заняв позицию сверху и завладев клинком.

Вот она, — главная танцевальная сцена, в которой один из выступающих должен умереть, сначала взлетев на канатах к куполу, а после опустившись на подмостки без чувств под грустную мелодию фортепиано.

— Почему?! — закричал я ей в лицо, глядя в расширенные от запаха крови зрачки. — За что?! За что?!

Когда крик затих, я отпустил дрожащие руки, глядя на то, что натворил. Рукоять меча торчала из её груди, Лина кашляла кровью, через плотно сжатые зубы, но даже не моргнула. Не сводила с меня обиженных глаз. Она искренне не понимала вопроса.

Тело перестало быть моим, отказывалось повиноваться. Оно бунтовало моих действий, душа кричала в истерике, обвиняя в предательстве.

Из горла вырвался странный стон и я упал рядом, глядя на синие звезды. Я надеялся спрятаться в них, зарыться с головой, будто в подушку и больше никогда не быть собой.

* * *

— Почему ты улыбаешься?

— Да так, ничего.

— Ну что ничего, я же веду 2:0! Что ты задумал, давай рассказывай.

— Отстань, играй дальше.

— Нет, нет, нет! Смотри, вот, видишь джойстик? Все, я его отложила! Давай говори.

— Отстань, я сказал!

— Я знаю… Это одна из этих историй, которые ты постоянно придумываешь, да? Давай, колись!

— В общем, мне вспомнилось, что когда я был маленьким… Ну, блин, неловко.

— Перестань, Кость… Я люблю эти истории. Тебе нужно их записывать.

— Зачем?

— Потому что иначе ты их забудешь. Так что, если не хочешь записывать, то рассказывай мне, я не забуду точно.

— В общем, когда я был маленьким, я почему-то верил, что где-то там, может быть, на обратной стороне земли, в Австралии, или ещё где, есть девочка.

— Таак…Это что-то новенькое.

— И у неё черные волосы и большие-большие глаза. И она знает обо мне, так же как и я о ней. И я отчего-то решил, что когда я о ней думаю, она тоже об этом знает.

— Мне начинать ревновать, или как?

— Или как. Ты можешь не перебивать?

— Извини, я слушаю.

— Иногда, ложась спать, вот глупость, я мысленно желал ей спокойной ночи, представляешь? И я… до такой степени верил, что она существует, что придумывал про неё истории и даже иногда разговаривал с ней. Одним утром я встал с кровати, помню, — собираю рюкзак в школу, и слышу, как она плачет, представляешь? Она порезалась, разбила графин или цветочный горшок, что-то подобное, и порезала руку. Потом целый день ходил как в воду опущенный, думал, как у неё дела, переживал.

— А ты кому-нибудь про это рассказывал?

— Конечно, каждой девушке, с которой встречался… Ай, блин…

— Я серьезно!

— Если серьезно, то только маме. Пацанам со школы о подобном не расскажешь, сама понимаешь, засмеют. А когда рассказал маме, она посмеялась, и сказала, что я просто придумал себе друга, что это все глупости. Поэтому я больше никогда с ней о девочке не заговаривал.

— А что если мама была права?

— Может и так, но я никогда не воспринимал эту девочку как друга. Я отчего-то знал, что она моя. Просто это моя девочка и мы когда-нибудь встретимся.

— Но ведь мир огромный, а она в Австралии…

— Да, об этом я тоже думал. Иногда мне становилось страшно, — а что если я никогда её не найду? Что же теперь, объявления на остановках расклеивать?! В службу знакомств писать?! Но потом я успокаивал себя, — ведь она тоже будет меня искать. Я был уверен, — она не выйдет замуж, не успокоится, и не забудет про мое существование. Рано или поздно мы встретимся. А сейчас я подумал, какой хороший бы мультфильм по этой истории получился бы…

— А что потом? Когда ты повзрослел?

— Я перестал её слышать, да… Воспоминания стали мутными, смешались с детскими фантазиями и я почти про это забыл. Надо же, как странно.

— И грустно.

— Если грустно, то чего ты улыбаешься? А? Смеешься надо мной, да? Лина!

— Нет, не смеюсь! Просто тоже кое-что вспомнилось…

— Что?

— Это была китайская ваза, Костя, которую я разбила, вот видишь, — шрам даже остался.