Замерла в напряжении. У нее горело лицо, она не на шутку волновалась. Антонина поймала себя на том, что временами всё еще чувствует себя студенткой накануне важного экзамена. Вроде бы ничего плохого, но уверенности это не добавляло.
Дверь открыл не старик, как она ожидала, а довольно красивый молодой человек, одетый в строгий темный костюм. Антонина обратила внимание на белую рубашку, идеально завязанный галстук и уголок платка, торчавший из нагрудного кармана. Пожалела, что не накрасила губы. Молодой человек, без сомнения, знал, что его улыбка неотразима, и тут же этим воспользовался.
– Вы, наверное, Антонина?
– Да. Я к Демьяну Сергеевичу. Может, я не вовремя…
– Всё нормально, он вас ждет. Я его племянник, зовут меня Игорь.
– Приятно познакомиться.
– Аналогично. – Игорь непринужденно поцеловал Антонине руку и отступил, приглашая войти. Двигался он поистине с хореографическим изяществом.
Она попала в коридор, площадь которого, вероятно, превышала площадь самой большой комнаты в ее малогабаритной квартире. Коридор тянулся куда-то в сумрачную глубину, заставленную видавшими виды шкафами с книгами и журналами. На стене справа висел спортивный велосипед, рядом – политическая карта мира, чуть дальше – карта-схема городских улиц. Слева какие-то трудноразличимые фото в рамках перемежались вырезками из журналов. С одной из них улыбался Андрей Миронов, которого Игорь отдаленно напоминал.
Пока Антонина и племянник Воробьева пробирались коридором, открылась одна из боковых дверей. Появилась матрона в халате до пят; бигуди придавали ей сходство с овцой. Правда, взгляд был не овечьим, а скорее принадлежал овчарке. Под этим взглядом Антонине захотелось извиниться неизвестно за что. Игорь, впрочем, не обратил внимания на соседку по коммунальной квартире, протанцевал до приоткрытой дальней двери и сказал:
– Прошу.
Антонина вошла в большую комнату, пропахшую старостью. Даже свет, что падал через два высоких окна, казалось, успевал состариться по пути и придавал интерьеру оттенок дореволюционной фотографии. Повсюду были книги, книги, книги, среди которых не сразу обнаруживался маленький старик с лицом, похожим на кору с изнанки, изборожденную древоточцами. Тонкие губы будто прошиты нитками, редкие седые волосы, тусклые глаза больного человека. Правда, при появлении девушки в них что-то блеснуло, будто мелкие монетки на радость нищему.
– Дядя, к тебе, – объявил Игорь, хотя это и так было очевидно.
Профессор Воробьев показал в улыбке вставные зубы. Заговорил сиплым голосом:
– А вот и вы. Очень рад. Выпьете кофе? Нет-нет, не отказывайтесь, у нас имеется прекрасный бразильский кофе в зернах. Спасибо Игорьку, достал по случаю.
Антонине почудилось, что старик ей подмигнул, но, возможно, это был просто тик. Отказаться от кофе она сочла неудобным.
– Спасибо, с удовольствием.
– Игорек, сделаешь нам по чашечке? – И снова к ней: – Знаете, какой кофе варит мой племянник? М-м-м… Услада рецепторов, пиршество духа! Это у него от моей покойной сестры…
– Дядя, не преувеличивай, – отозвался Игорек и взялся за кофемолку.
Под уютный скрип дробящихся зерен, вдыхая поплывший кофейный аромат, они поболтали о том о сем, главным образом о здоровье, которого у старика уже не осталось, а для девушки Антонины вопрос был пока чисто теоретическим. Воробьев чуть было не ударился в воспоминания, но вовремя спохватился и без особого сожаления подвел краткий итог своей жизни стихотворной цитатой: «С любовью, леностью провел веселый век, Не делал доброго, однако ж был душою…» Он подвесил паузу, словно предлагал Антонине продолжить. Тут бы ей насторожиться, но она больше думала о словах, чем об их двойном смысле. Если это и была проверка, то легчайшая. Кого-кого, а Александра Сергеевича она изучила вдоль и поперек, тем более что речь шла об автоэпитафии. Поэтому для нее не составило труда закончить: «Ей-богу, добрый человек».
Старик выглядел довольным. Может, и впрямь «любил молодежь», как выразился Самарин. Антонина немного расслабилась. Игорь отправился в общую кухню, а Воробьев наконец свернул на интересовавшую ее дорожку. Разве могла она предположить, что эта дорожка в буквальном смысле приведет ее на кладбище?
Не нужно было ей вкушать «пиршество духа», ох не нужно. Вскоре после чашечки необычайно вкусного кофе Антонина стала безразлична ко всему, даже к себе самой. Она будто зависла под водой, которой могла свободно дышать. Звуки казались приглушенными, цвета – совсем поблекшими, старик и Игорек – давними скучными приятелями, от которых мало радости, зато нет и огорчений, да и вообще некуда деваться. Время текло очень медленно; за пределами получаса вперед и назад простиралась сплошная неопределенность. Туман постепенно проникал и в мысли, но это Антонину не беспокоило. Вообще ничего не беспокоило. Даже то, что старичок как-то нехорошо хихикал, поглядывая на нее, а потом скомандовал племяннику:
– Подгони машину.