Времени задумываться об этом у Лихова нет, по широкой дуге он приближался к крайнему левому «бугру». Видно чешуйчатую броню, словно у рыбы. Да и сама вражеская машина вблизи напоминала большую горбатую рыбину без хвоста, с намалеванным ненавистным крестом на боку. Из горба выглядывала толстая труба пушки, чуть ниже торчали трубы поменьше – пулеметы. Пушка выбросила клуб огня и дыма, Лихов шагнул в сторону, уклоняясь, и получил порцию пулеметных пуль, выбивших целый фонтан щепок из «шестерки». От попаданий жгло и покалывало в ноге и боку: связь «ходуна» и робота была сильной, на уровне нервов. Сергей знал, что никаких повреждений у него нет, но чувствовал, как будто они были.
ДБРШ проделал несколько гигантских шагов. Оказавшись рядом с «рыбой», Сергей не нашел ничего лучше, чем ухватить деревянными пальцами плюющийся пулемет и загнуть стволы вверх. Потом он ухватился за пушку, толстая труба гнулась неохотно, но много же и не надо.
– А! Теперь не стрельнешь! – завопил он не своим голосом.
Подскочил Герасименко и, перекрикивая выстрелы и непонятный шум, исходивший от «рыбин», заорал:
– Давай перевернем!
Лихов понял с полуслова. Они присели, ухватились за обрамленный чешуйчатой броней край и разом выпрямились. «Рыбина» дрогнула, неохотно пошла вверх, накренилась.
– Па-а-алучи, гадина! – в диком упоении завопил Сергей.
Лейтенант вторил ему.
Под днищем обнаружились сотни небольших шевелящихся отростков, будто у мокрицы, они и производили странный шум. Лейтенант тыкнул деревянной ручищей – вперед, сейчас не время!
Они зашагали к следующей вражеской машине, обходя сзади. И перевернули тоже, а подбежавшая «пятерка» Дорохова ударом ноги погнула все орудия разом.
Третья рыба-машина горела, подожженная выстрелом из бронебойной пушки, установленной на плече дороховского робота, а последняя медленно пятилась и уходила, уходила, уходила!
– Давай, командир! – услыхал Лихов хриплый голос Сыпя. – Вы справа, я слева. Вы отвлекайте только, я ему сейчас!
– За мной! – скомандовал Герасименко.
Они догнали «рыбу» почти у края рощи; та не стреляла из пушки, видимо, заел механизм, огрызалась только пулеметными очередями. Дорохов забежал сбоку и пальнул бронебойным прямо в свастику. Через несколько мгновений изнутри темного фашистского механизма повалил дым, «рыба» дернулась последний раз и «умерла».
Сергей наспех огляделся. Лейтенант, Дорохов и… Невдалеке зашевелилась и приподнялась еще одна машина… «тройка», Батенев. А где же остальные? Самедовы у Тёпловки, Свержин, сука, в кустах…
– Лёха! – крикнул он и потопал туда, где видел, как упал, отброшенный силой нескольких попаданий ДБРШа. – Пуговица! Лёха!
Робот – маневренная штука, так просто в него не попасть. Единственное место, которое действительно нуждалось в защите, – кабина, она укреплялась бронированной сталью. Руки-ноги всегда можно подправить, дерева кругом много. Основные крепления и механизмы ехали в ГШРах: одного-другого робота поправить почти всегда можно за полдня. Единственное смертельно незащищенное место – чуть выше брони кабины. Иначе, видимо, сконструировать было нельзя.
Пуговица, Пуговица…
Лихов с каким-то тупым безразличием смотрел на то, что было совсем недавно веселым Лёхой Пуговкиным. Снаряд фрицев попал так точно, что…
Он постоял совсем немного и, развернувшись, пошел обратно к краю рощи. Роботу Батенева оторвало руку и при падении расщепило сустав на ноге, сам Олег, с залитой кровью головой, говорил, что он в порядке.
– Лёхи нет, – глухо ответил Лихов на немой вопрос командира.
Сыпь выругался. Он вообще часто ругается, не так как Лёха. Но Дорохов молодец всё равно, хоть и зека.
– Гля, братцы! – завопив вдруг Батенев. – Ох ты ж!
Они обернулись к фашистским машинам, и Сергей почувствовал, как волосы под шапкой у него зашевелились, будто живые. Из нутра каждой машины стремительно выползал черный как сажа дым. Только вел он себя совсем не как дым: извиваясь, словно огромные безглазые черви, четыре шевелящиеся ленты мрака жадно подрагивали… будто нюхали, искали, жаждали…
Сердце почти встало, дыхание перехватило – дым «светил»! Конечно, такое трудно было назвать светом, нет: это дышало что-то невыразимо злое, ужасно голодное и смертельно губительное. Стало так тихо, что потрескивание огня на горящих бронемашинах показалось Лихову оглушающим. Он застыл, не в силах ничего предпринять.
– Стоять на месте! – Герасименко медленно пошел навстречу жуткому дыму.
Его ДБРШа номер один скрипел деревянными суставами, будто рассохшиеся на морозе деревья в чаще. Он не боялся, а вот Лихову стало очень страшно за этого совсем еще молодого парня, потому что напротив судорожно подергивалось от ярости абсолютное зло.
Вспыхнули огоньки на плечах у «единички», а затем две ярко-красные струи пламени из навесных огнеметов врезались в черных дымных червей. Тишину прорезал беззвучный и оттого еще более страшный вопль. Он звучал не в ушах, он разрывал, казалось, извне тело Сергея, скручивал внутренности, выдавливал глаза, выплескивал кровь…