Ким механическим голосом доложил секретарю Черноты об итоге операции, а потом отпустил машину. Ему надо было пройтись. Когда он закрывал глаза, на обороте век по-прежнему вспыхивала яркая картинка, которая будто отпечаталась там, как на фотопленке. Приоткрывшаяся скорлупа, а за ней – ослепительно яркая маленькая фигурка. Такая яркая, каких Ким никогда раньше не видел.
Ким долго не мог уснуть. Закрывал глаза и снова видел ее – девочку из огня и света. Потом ему начинало сниться, что Чернота добрался до нее и как раз сейчас втаптывает ее свет в пропитанные кровью полы допросных подвалов. Ким вздрагивал и просыпался. Проснувшись в очередной раз, он услышал равномерный и раздражающий скрип откуда-то снаружи. Скрипели качели на детской площадке во дворе.
На качелях сидела девочка и, задрав голову, смотрела на Кима. Он сперва подумал, что это продолжение его рваного сна, и некоторое время стоял неподвижно, глядя на девочку и с замиранием сердца ожидая, что сейчас к дому подъедет машина Черноты. На часах в кухне пробило три. Самая сердцевина ночи, когда одинаково далеко до света – от прошедшего заката и до будущего рассвета. Самый тревожный час, в который как раз приезжали черные воронки к подъездам обыкновенных домов, чтобы в тишине затаившей дыхание ночи увезти кого-нибудь навсегда из его обыкновенной жизни. Из серости и света – в темноту.
Качели скрипели, девочка смотрела на Кима. Он не выдержал, схватил свитер и сбежал по лестнице вниз, запинаясь на ступеньках и ожидая, что, когда он выйдет, во дворе никого не будет.
Девочка молчала. Ее лицо было бледным, а в глазах отражалась луна, и они казались серебряными, как у призрака.
– Ты что тут делаешь? Так поздно? – хрипло спросил Ким.
Он ожидал, что в любую секунду проснется и окажется или у себя в кровати, или здесь, во дворе, перед пустыми качелями, которые раскачивает ветер.
– Ты меня видел, – девочка не спрашивала. Сообщала, что она знает.
– Что ты имеешь… – Ким запнулся под ее насмешливым взглядом.
– Бабушка сказала, если меня кто-то увидит, лучше всего его убить, – сообщила девочка.
– Ты пришла меня убить? – улыбка замерзла на его губах под спокойным серебряным взглядом девочки.
– Бабушка научила меня, как это сделать. Теоретически. И практически. Я тренировалась на бабочках.
– На бабочках… – эхом повторил Ким.
«Что же мы сделали, – с ужасом подумал он, разглядывая милое симпатичное личико, тонкие ручки, мирно сложенные на коленках поверх сарафанчика с оборочками, – что же нужно было сделать с людьми, чтобы их дети могли… нет, стали такими…»
– Бабочки красивые, – вздохнула девочка. – Мне было их жалко.
Кима, наверное, ей жалко не было.
– Ты никому не сказал про меня.
– Не сказал, – согласился Ким.
Он вдруг понял, что девочка действительно может его убить, и ей для этого даже не придется шевельнуться. Она так и будет покачиваться на качелях, сложив ручки, а он сползет к ее ногам с лопнувшей аортой или остановившимся сердцем. Сначала ему стало страшно, а потом – всё равно. Потому что в какой-то мере это было справедливо.
– И ты не скажешь? – на этот раз в голосе девочки прозвучал вопрос.
– Не скажу.
– Хорошо. Я вижу, что не скажешь.
Прищурившись, она наклонила голову. Потом кивнула, спрыгнула с качелей, поддернула сарафан и пошла в темноту.
– Эй, – растерянно окликнул ее Ким. – А… Алёна, да?
Девочка обернулась и вздохнула с досадой:
– Забудь про меня. Пожалуйста.
Нужно было так и сделать. Позволить ей уйти, а самому вернуться домой и попытаться уснуть. И попытаться ее забыть. Только это ничего не меняло.
– Они тебя найдут, – сказал Ким. – Рано или поздно.
– Думаешь?
– Точно.
– И что делать?
Впервые она говорила неуверенно, и голос ее стал похожим на голос обыкновенной девочки, а не робота в сарафанчике с оборочками.
– Уезжай. Куда-нибудь подальше. Спрячься вместе с братом. У вас есть куда уехать?
– Да, мы можем…
– Мне необязательно об этом знать.
Алёна кивнула и посмотрела на него задумчиво и, кажется, с уважением.
– Переждете какое-то время. Потом я… мы придумаем, как вам уехать еще дальше. Ты ведь сможешь меня найти, как нашла сегодня? Скажем, через месяц?
– Бабушка говорила мне не доверять никому из вас. Но теперь, кажется, поздно тебе не доверять? Я смогу тебя найти. Как сегодня.
– Только осторожно, чтобы тебя никто не увидел.
– Я умею, чтобы никто не видел, – тихонько засмеялась она. Махнула руками, будто завернулась в невидимую шаль, и ее фигурка стала бледнее и прозрачнее. – Бабушка говорит, еще немного потренироваться, и я смогу становиться совсем невидимой. Ну, пока!
– Пока, – растерянно сказал Ким ей вслед.
Через несколько шагов Алёна опять обернулась. Нужно было присматриваться, чтобы ее разглядеть, – казалось, что это просто ветер шевелит тени лунного света.
– Эй, – позвала она из этих теней. – А хочешь, я сниму твой поводок?
– Не надо, – ответил Ким, чуть поколебавшись. – Иначе теперь я перестану быть невидимым.
Девочка тихо засмеялась и словно растворилась. Будто ее и не было никогда.