Магнат (ЛП)

— Рад, что мы поболтали. — Он развернулся и вышел, хлопнув за собой дверью.

Я опустилась на колени, рыдания не поддавались контролю. Мне показалось, что он что-то придумал. Думала, что хочу, чтобы Вайнмонт вернулся, чтобы поставил меня выше желания стать Сувереном. Я ошиблась. Так ошиблась. Я всхлипывала, пока не смогла дышать, пока мне не показалось, что меня вырвет. Я плакала, казалось, часами. Так много вылилось из меня на коврик подо мной.

Где Рене? Она должна была прийти. Должна была узнать, что я здесь. Я легла на бок и обхватывала себя руками, пока не упала последняя слеза, и я замолчала. Все внутри меня было повреждено и сломлено. Вайнмонт взял то, что от меня осталось, и разбил это оземь.

Но я была тем, кто дал ему возможность, кто позволил ему войти. Я позволила ему причинить себе боль, глупо надеясь, что смогу изменить его. Я была той, кто изменился, кто позволил себе поверить человеку, единственным желанием которого было использовать меня всеми возможными способами, прежде чем отбросить меня в сторону. Когда я научусь?

Я поднялась и залезла в кровать, мягкий звук потолочного вентилятора — единственное, что конкурировало со слабыми ударами моего сердца. Мысли метнулись к спрятанному ножу, прежде чем я задвинула их в коробку и заперла ее на ключ.

Это была отдача, и я заставила себя поверить в это. Хорошо. Теперь я могла соблазнить Люция и натравить его на Вайнмонта, не думая дважды. Я утонула в своих выглаженных льняных простынях и заставила себя дышать, чтобы успокоиться, заставила себя закрыть глаза и отказаться от всякой надежды растопить холодное сердце Вайнмонта.

Глава 11

Синклер

Я шагал по кабинету, опрокинув бурбон в горло, прежде чем налить второй стакан. Время близилось к рассвету. Я пробыл здесь пару часов, настраиваясь на то, что нужно было сделать дальше. В груди ощущалась тупая боль, и я задавался вопросом, исчезнет ли она когда-нибудь. Но это было необходимо. Все это.

Мне стоило зайти дальше со Стеллой, но я не смог. Боли в ее глазах было достаточно. Страха тем более. Я хотел, чтобы она боялась. Он был единственным, что я мог использовать, дабы удержать ее теперь, когда она знала о своем отце. Так много зависело от нее, от ее поведения, от того, как я, а теперь и Люций, обращался с ней. Все превратилось в искусный танец, предназначенный для развлечения Суверена. Сегодня вечером я почувствовал в нем каплю снисхождения. И после моего разговора с Рэдом я понял, что все оказалось еще более опасными, чем я полагал.

Мне нужно было сказать Люцию. Пора. После его представления на вечеринке Кэла ему нужно было знать настоящие ставки, настоящее наказание. И наша хватка на Стелле ослабевала теперь, когда Дилан, возможно, вошел в игру. Могу ли я доверить Люцию нести немалое бремя истины на себе?

Налил еще один стакан и покинул кабинет, когда первые лучи солнца упали на пожухлую траву и выглянули сквозь голые деревья. Мои ноги казались тяжелыми на лестнице, каждый шаг казался болезненным во многих отношениях. Стелла хорошо позаботилась о моей ноге, но наш врач очистил рану и заново зашил ее вчера. Она все еще адски горела. Усталость омрачала мир перед глазами. Я лишь надеялся, что она не коснется моего решения.

Прошел мимо моей спальне к комнате Люция. Не хотелось ничего, кроме как упасть в постель и уснуть мертвым сном. Нет, неправда. Единственное, чего мне хотелось больше, это отправиться в другое крыло дома и залезть в постель к Стелле, притянуть ее ближе и уснуть, пока ее голова будет покоиться над моим сердцем. Но для этого потребуется ее доверие и нечто большее — ее любовь. Я почти рассмеялся, грудь сотряслась от сдерживаемого смеха.

Я слышал ее рыдания, стоял у двери и слушал последствия своих же действий. Она больше никогда меня не впустит ни в постель, и определенно ни в сердце. Для нее так будет лучше. Я должен был уничтожить ее иначе пришлось бы наблюдать, как это делает мой брат. Желание владеть ею, чувствовать, что она переплетается с моей душой, не имеет ничего общего с Приобретением. И не могло. Я не позволил чувствам вмешаться.

Я взял стакан в руку и открыл дверь в спальню Люция. В его комнате царил сумрак, занавески были задернуты так, что сквозь них пробивалась лишь полоска яркого утреннего света.

— Что? — Оранжевый круг вспыхнул в темноте, а затем погас.

— Мама убила бы тебя, если бы узнала, что ты куришь в доме. — Клубы дыма вились в воздухе по всей комнате, скручиваясь вовнутрь, прежде чем развеяться.

— Хорошо, что она не знает. Чего ты хочешь?

— Нам нужно поговорить. — Я закрыл за собой дверь, после сел у изножья его кровати и протянул второй стакан.

— Твой хороший бурбон? — Он взял его и вынул сигарету. — Дерьмо в действительности стало реальным, или что?

— Оно стало реальным уже очень давно. Как только меня избрали для Приобретения в этом году.

— Ты, наконец, собираешься поведать мне о правилах? — Он уселся выше на подушку и отпил из стакана.

— Да. — Я вздохнул и осушил свой, желая, чтобы алкоголь убил жжение, которое рикошетило внутри меня и снаружи.