— Повезло вам, — подытожил рассказ купца хозяин меблирашек и раздумчиво потер мягкой ладошкой бритый подбородок. — И вы, стало быть, ходите теперь по гостиницам да постоялым дворам и ищете своего спасителя?
— Точно так. Токмо спаситель мой, верно, из благородных и на постоялом дворе он вряд ли остановился. Либо в гостинице, либо в меблированных комнатах. Гостиницы все я уже обошел, вот, по меблирашкам хожу.
— Ясно, — заключил Фанинберг. — Стало быть, вы ищете господина высокого, из благородных, что ходит в черном плаще и треуголке?
— Точно так, — кивнул ему Елизарьев и с надеждой спросил: — Не останавливался таковой у вас? У него еще это, — нерешительно добавил Калина, — на пальцах руки ногтей, кажись, не было. Точно, конечно, не могу сказать, пьян все же был, но когда он, прощаясь, руку мне подал и из вежливости перчатку перед этим снял, то мне привиделось, что…
— Нет, такового господина у меня среди постояльцев не имеется, — как показалось Калине, слишком поспешно ответил Фанинберг.
Елизарьев агентом был дюже опытным и тотчас приметил эту поспешность. Виду он, конечно, не подал, напротив, опечалился сильно и, попрощавшись с хозяином, уныло поплелся к выходу. Оглянувшись перед самой дверью, он приметил острый сверлящий взгляд, которым Фанинберг провожал его. «Нет, здесь точно что-то не так, — подумал Калина. — Надобно будет доложить об этом господину подполковнику».
Когда за ним закрылись входные двери, по красному, с проплешинами, лестничному ковру в прихожую спустился немного выше среднего росту человек в плаще и треуголе. Шляпа у него была надвинута на самые глаза, так что разглядеть лицо постояльца не было никоей возможности. Фанинберг незаметно кивнул, и человек в испанском плаще подошел к нему. Хозяин меблирашек что-то коротко сказал на языке, который не понял бы ни русский, ни немец, ни француз или даже чухонец, случись кто из них рядом. Они посмотрели на входные двери, несколько мгновений назад закрывшиеся за Елизарьевым, затем человек в плаще кивнул и почти бегом направился к выходу.
Калина раздумчиво брел к бирже извозчиков, что находилась на углу Малой Мещанской и Екатерининского канала. Две гостиницы и шесть меблирашек он обошел за сегодняшний день, и только в последней наметилась удача. Впрочем, не наметилась — забрезжила.
Почему этот Фанинберг столь поспешно ответил, что у него нет такого постояльца, и даже не заглянул в домовую книгу? Пошто имел такой взгляд, будто он, Калина Елизарьев, есть ему самый заклятый враг? Павел Андреевич велел докладывать даже о самых малейших и на первый взгляд незначительнейших подозрениях немедля. Стало быть, надобно ехать к нему.
На бирже стояла всего лишь одна коляска.
— Набережная Невы, дом Бестужева, — произнес Елизарьев, начиная садиться, как вдруг услышал:
— Позвольте, сударь, коляска уже занята.
— Кем это? — оглянулся Калина и опешил, встретившись с насмешливым взглядом серых глаз господина в плаще и треуголе.
— Мною, — вежливо улыбнулся Магнетизер.
— Но я был первым, — сказал Елизарьев ради того, чтобы хоть что-то сказать.
— Вот именно, были, — произнес Магнетизер и провел голой ладонью вдоль лица Калины. Ногтей на пальцах рук не было. С большим усилием Елизарьев поставил ногу на приступ коляски, подтянулся, помогая себе руками, и тяжело опустился на кожаное сиденье. Тело почти не слушалось. Несколько раз он пытался что-то произнести, наконец ему удалось справиться с непослушными, словно замерзшими и невероятно распухшими губами:
— Трогай.
— Погоди, голубчик, — бросил вознице Магнетизер и удивленно поднял брови. — У вас, верно, под шубой шелковый жилет? — обратился он к Елизарьеву. — А в карманах понасыпано меди? Что ж. Это было бы предусмотрительно с вашей стороны, милейший, года два назад, ну, пусть даже год. Теперь меня это не остановит.
Он обошел коляску, открыл дверцу и уселся рядом с Калиной.
— Ну, слышал, что сказал господин купец? — обратился он к вознице. — Набережная Невы, дом Бестужева-Рюмина. Пошел.
Кучер тронул поводья и произнес:
— Коли вы не вместе, стало быть, две цены.
— Мы не вместе, — подтвердил пассажир в испанском плаще.
Елизарьев скосил глаза — повернуться он уже не мог — и с ненавистью уставился на Магнетизера.
— Что, выследили меня? — ядовито улыбнулся тот Елизарьеву. — Вам так много обо мне известно! Но это не поможет, милейший. Слышите вы, новопреставленный?
Калина моргнул и разлепил губы:
— Господин Татищев все равно тебя возьмет.
— Вы так думаете?
— Именно так…
Улыбка сползла с губ Магнетизера. Ему было отлично известно, каких трудов стоило Елизарьеву произнести эти несколько слов.
— Ну что ж, — он пристально посмотрел в глаза Калине. — Подполковник Татищев, конечно, оппонент серьезный. Но, видите ли, он тоже без пяти минут покойник.
Вслед за этим Магнетизер снова несколько раз провел ладонью вдоль лица Елизарьева, будто пытаясь стереть его.
Калина побелел, но продолжал сверлить взглядом своего врага. Последнее, что он видел, это подушечку большого пальца, медленно приближающуюся к его лбу.
Глава семнадцатая