Магнетизерка

— И кто его составитель?

Татищев пожал плечами:

— Какой-нибудь Верховный жрец древней страны, Шумера или Египта, которому вдруг открылись судьбы мира, и он решил что-то в нем поменять на свой вкус… Прорицатель, могущий предвидеть будущее, сумасшедший или человеконенавистник — не знаю.

— Но зачем им все это?

— Власть, сударыня. Власть и деньги — самые могущественные движители чаяний и поступков человечьей натуры. Или вам сие неизвестно? — посмотрел на Турчанинову Павел Андреевич. — Ах, да, прошу прощения. Поэткам подобные страсти неведомы или кажутся мелкими и недостойными их внимания.

— Нет, я вполне могу понять, о чем вы говорите, — сказала Анна.

— Тогда вы должны понимать, что это одно из величайших наслаждений — ощущать себя вершителем истории и судеб. Или просто участвовать в этом. Являться почти богом по отношению к огромным массам людей, странам и самому времени.

— А их конечный план?

— Власть над миром, — сразу ответил Татищев. — Сей орден, очевидно, по их замыслу, должен стать мировым правительством. А все остальные — его рабами.

— И Россия им в этом мешает, — сказала Анна Александровна совершенно без вопросительной интонации.

— Мешает. Более, чем иные страны, — согласился Татищев. Похоже, этот вопрос занимал его не меньше, нежели Анну Александровну. — Что-то пошло не по их плану — и они наслали на Русь татар. Мешали государи Рюриковичи — извели. Так им было надо. И ежели что-либо начинает идти не по их плану, они этот план поправляют. Абсолютно ничем не гнушаясь. А мы… Мы для них неудобны. — Татищев посмотрел в глаза Анны и снова подумал, что они чудо как хороши. — Мы же непредсказуемы…

— А «Петица»? — спросила Анна. — Почему она так их напугала?

— Ответ может быть только один. И его я хочу услышать от вас.

Павел Андреевич с любопытством взглянул на собеседницу.

— Что ж, извольте. — Турчанинова серьезно посмотрела на подполковника секретной службы. — «Петица» опасна тем, что может нарушить их планы. Нет, не нарушить. — Она немного помолчала. — Разрушить!

Татищев улыбнулся: ответ был в самую точку.

— Именно так. Впрочем, мы отвлеклись. Давайте вернемся к записке. Итак, что мы имеем? Мы имеем некоего Улисса, коий успел передать какую-то книгу императору. Уж не эту ли «Петицу»? И что значит «успел»? Имел аудиенцию у государя в последние его дни? Весьма вероятно.

— Значит, вам, господин подполковник, надлежит узнать, кого принимал император за несколько дней до своей кончины, — резюмировала Анна Александровна.

— Легко сказать, — задумчиво произнес Татищев. — Что ж, попробую. А вам, госпожа Турчанинова, — он посмотрел на Анну Александровну долгим взором, — надлежит заняться этим человеком в черном плаще и шляпе. Его, конечно, разыскивают и мои люди, и полиция, однако вы единственная, кто может его почувствовать, встретив где-нибудь на улице. У него, конечно, есть логово, откуда он выходит лишь в случае крайней нобходимости. Но выходит, ведь ему надо есть, пить, дышать воздухом…

— Легко сказать, — выдержав взор подполковника, произнесла Турчанинова, повторив его фразу и выдержав его интонации.

— Итак, решено, — подвел черту разговору Павел Андреевич. — На квартиры друг другу более не ездим. Встречаемся через… два дня в Летнем саду в беседке, что на Овальном пруду. Пруд сей располагается слева от Главной аллеи. Вам ясно?

— Ясно, патрон, — поднявшись с кресла, вытянулась в струнку Анна Александровна. — Разрешите выполнять?

Татищев поднял бровь и приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать.

Но промолчал.

Глава двадцать шестая

Плезиры бывают всякие, или Не надо мужеложествовать, и тогда офицеры Тайной экспедиции не будут хватать вас за руку. — Четыре кандидата в Улиссы. — Островок на Овальном озере. — Некоторые девицы предпочитают рискнуть. — Глаза, приводящие в восхищение. — Христенек — последний…

— Мне нужен список лиц, коих принял император перед своей кончиной, — безуспешно пытаясь поймать взгляд секретаря, раздельно и четко произнес Татищев. — Ведь это все где-то записывается?

— Записывается — согласился секретарь. — Но это невозможно, — добавил он и предпринял попытку уйти, которая была пресечена подполковником путем жесткого удержания того за руку. Секретарь ойкнул и пробормотал:

— Этого… нельзя.

— И желательно за последние два, нет, три дня, — безапелляционно продолжил Татищев, развернув секретаря к себе и наконец встретившись с ним взглядом. — Мне хотелось бы знать, в какой день сии лица виделись с императором и сколько времени. Вы поняли меня, Лабуньский?

— Но…

— Иначе о вашей склонности к плезиру с мужчинами и юношами немедленно станет известно господину генерал-прокурору, — заявил прямым текстом Павел Андреевич. — Надеюсь, вам известно о крайне неблагожелательном отношении к таковым забавам его высокопревосходительства?

Секретарь залился пунцовым румянцем.

— Придет время, когда подобные отношения перестанут быть вне закона! — пискнул он, часто моргая, с ненавистью и страхом глядя на Татищева. — И они станут… естественными, как и любые другие!