Магнификат

Вдруг Фурия завыла. Протяжно, тоскливо…

Какой-то крошечный, как призрак гнома, человечек метнулся из-за спины Фурии и вцепился в монстра, принявшего образ Дени. Однако плоть его была материальна, и в следующее мгновение кровь хлынула из руки и разодранной груди Фурии. Фред выпустил когти. Кровь его предков, самых страшных хищников Элириона, родины расы полтроя, заиграла в нем. Он успел ударить еще раз — по лицу и глазам.

Фурия рухнула на асфальт, забилась в судорогах. Существо, рожденное озлобленным сознанием, оно всегда пользовалось ментальной силой и предположить не могло, что физическое воздействие тоже может быть так опасно. Теперь вопрос стоял о жизни и смерти — полтроянец продолжал рвать его плоть. Боль леденила мысли. Наконец Фурия извернулась и схватила Фреда за шею. Чуть сжала руки — хребет, тоньше, чем у ребенка, тут же хрустнул. Зеленый свет, лучами вылетевший из глаз Фурии, озарил голову Фреда. Расплавил, испарил… Монстр высосал его жизненную силу и отбросил в сторону пустую оболочку.

— Маленький ублюдок!.. — прошипел он и принялся зализывать страшные рваные раны на руке. Хватку, с помощью которой он держал в оцепенении Поля, пришлось ослабить. Следовало использовать целительную силу на самолечение. Фурия сделала шаг назад, неожиданно споткнулась и вдруг издала дикий, звериный вопль. Невидимая рука сжала монстра, да так, что он шелохнуться не мог. В глазах горел голубой огонь, рот перекосило — крик неожиданно стих, но гримаса ужаса и трясущиеся губы выдавали животный страх, который овладел чудовищем.

Поль, как завороженный, наблюдал за этой сценой.

— Поль, сынок! — вновь раздался голос Дени. Голос нас тоящего, живого Дени…

Первый Магнат покачнулся и без чувств рухнул на тротуар. Все остальное он воспринимал смутно, через какую-то обессиливающую дымку. Отец, склонившийся перед ним на коленях и пытающийся поднять его. Край пропасти, бездонной, жуткой, куда его неумолимо влекло. Потом нестерпимая боль. Выворачивающая внутренности наизнанку, сжигающая мысли… Следом вполне разумная, зрелая мысль, что он свободен от крепких объятий Фурии.

— Папа, — напрягая все силы, выговорил он. — На этот раз это ты?

— Да. Хвала Иисусу, это я. — Слезы потоком бежали по его странно разрисованному лицу. Нет, это не рисунок, это раны, страшные, рваные раны. Слезы смешивались с кровью. — Он вернется! — закричал Дени. — Этот злодей!.. Скажи, как с ним справиться? Ради Бога, как с ним…

Ужас смешался в сердце Поля с жалостью, голова закружилась. Он подавил мгновенно подступившую тошноту и даже собрался с силами и выкрикнул мгновенно найденный ответ:

— Роджи! Ступай к Роджи…

Тут его глаза закрылись, дыхание стало затрудненным, прерывистым.

Роджи?!

Фурия резко вскочила на ноги. С большим напряжением чудовище смогло восстановить свои метафункции. Раны на щеках, лбу и руках затянулись. Оно глянуло на два тела, распростертые перед ним. С ублюдком-экзотиком было покончено, теперь пришла очередь Поля.

Но сможет ли он с ним справиться?

Позволит ли ему Дени?

Что, если он снова вернется и овладеет новым телом? Куда тогда деваться ей, Фурии?

Неподалеку завыли полицейские сирены. Черт, этот проклятый Поль успел вскрикнуть. Конечно, Джек и его женушка услышали его. Полиция, сильные операнты-медики уже мчатся сюда — возможно, и сама блистательная парочка. Времени на эксперименты нет. Если вдруг этот проклятый Дени сумеет вновь вернуться и захватить контроль над телом, копы смогут захватить плоть этого идиота Терекова. Нет, этого допустить никак нельзя.

Фурия знала, что личина Терекова всегда была компромиссным решением. Поль узнал ее, однако сознание Первого Магната было страшно травмировано в тот момент, когда она начала откачку жизненной энергии через чакру. Лечение может занять месяцы. Генеральный интендант Астрахани пока может считать себя в безопасности. Пока!..

Фурия еще успела нанести несколько внутренних травм сознанию Поля, уничтожить все пятна крови — даже из-под когтей погибшего полтроянца выковыряла, затем дальнодей-ствующим взглядом нашла свободную кабину в туалете на космодроме Киллекранки и, используя ипсилон-поле, переметнулась туда.

Ясное вечернее небо над столицей оказалось желанной находкой для тяжелых дождевых туч, и ночью на город опять обрушился ливень — обычное на Каледонии явление. Гудело и хлестало где-то внизу, а здесь, на одном из последних этажей административного стратоскреба, в широкие, во всю стену, окна тупо пялилась влажная облачная взвесь. Даже подсвеченная изнутри, она казалась непроницаемой — свет едва шевелил эту буро-коричневую волнующуюся массу. Эта непроглядность всегда навевала на Дирижера планеты задумчивую печаль — светлую успокаивающую.

В такие минуты ей казалось, что она одна бодрствует на свете, а Нью-Глазго спит, убаюканный грохотом дождя, шумом воды, потоками стекающей в залив, частыми в такую погоду гудками кораблей. Она одна на часах — бдительная, уверенная в себе.