Магнит

Отец Оли так и понял, и судиться не стал, оплатив статью под названием "Не оскорблена и не покусана", в которой, для надежности, опровергался сам факт проишествия возле кафе "Скиф". Автор статьи был, разумеется, тот же, что написал предыдущую "Оскорблена и покусана" и опровергая первую публикацию, как будто бы, перестарался. В опровержении ставилось под сомнение само существование кафе "Скиф", что могло вызвать еще одно опроверже ние, теперь уже со стороны владельцев кафе. Хотя газета, - если до этого дойдет, - только выигрывала. Опровержение опровержения оценивалось по четырехкратному тарифу. Зато никаких затрат на судебные издержки, не говоря уж об экономии времени и сбережении нервов.

Таким образом, стало ясно, что Оля Баритончик выйдет на свободу завтра-послезавтра и общественное мнение будет должным образом подготовлено. Поэтому повод для праздника имелся существенный, и старый добрый Колхаун подоспел вовремя. По такому случаю отложили даже его усыпление. Пускай порадуется напоследок.

Он, однако, ясно подчеркивает, что

это лишь идеи, еще не окончательно

сформулированные, но которые, возможно,

могут быть реализованы в будущем.

Главное - это вопрос о сотрудничестве.

из книги(32)

Отца братьев Моховых Александра Кирилловича с позором исключили из тяжелоатлетического клуба "Лира". За неуплату. Он не осилил и вступительного взноса. Случилось это весьма кстати, потому что супруга Александра Николаевна уже ходила в ЗАГС, выясняла правила возвращения себе прежнего имени. Таким образом, пока Александр Кириллович искал новый повод проводить вечера за пределами дома, он вынужден был вовремя возвращаться с работы. А чтобы не сидеть на кухне дураком, уставившимся в окно, Александр Кириллович, - хотел он того или нет, - должен был проявлять к жене дежурное внимание. И о детях не забывать. В начале он озадачил Олега странной просьбой - взглянуть на дневник успеваемости. Сын с удивлением посмотрел на отца. Дневники в десятом классе уже не велись.

Затем Александр Кириллович попросил Льва показать зачетку... То есть, начал с пустяков, но через день разошелся и, поговорив прежде с женой, решился провести семейный совет, правда сам на него не явился. Слишком велика была боязнь неудачи. А вдруг при мирение не состоится? Лучше уж неопределенность...

Семейный совет все-таки собрался на следующий день. К этому времени стало известно, что Оля Баритончик на свободе, а Юля Гуляева выписывается из больницы. Эти новости немного успокоили братьев и с ними стало можно разговаривать.

Александра Николаевна, покопавшись в виниловых залежах, отыскала пластинку с какой-то умиротворяющей музыкой своей молодости. Ей почему-то казалось, что такая музыка нравится всем.

Александр Кириллович, усадив все семейство за стол, сам остался на ногах и разразился речью. Он думал, что чем больше он скажет проникновенных слов / всю ночь готовился, тезисы речи лежали в правом рукаве пиджака/, тем безоблачнее будет у всех дальнейшая жизнь. И действительно, вроде бы к тому шло...

Лев и Олег рук пожимать друг другу, конечно, не стали, но хотя бы перекинулись двумя-тремя фразами, в которых не чувствовалось скрытой неприязни. Можно сказать , примирение состоялось.

Настроение Александра Кирилловича поднялось до невиданных высот, тем более что были сэкономлены деньги в клубе "Лира". Кто бы знал, как он ненавидел тяжелую атлетику с ее тренажерными залами, потом, болью в мышцах и прочими прелестями. От металли ческого грохота в ушах он еще до сих пор не опомнился, хотя ходил в клуб всего несколько дней... Оказывается, мог вообще не ходить. Лучше бы приложил усилия и записал туда сыновей. Или хотя бы младшего. Чтобы был при деле. Когда невыносимо болят мышцы и пот заливает глаза - меньше желания отколоть какую-нибудь дурость. И в Москву тяжелоатлеты ездят исключительно организованно, командой.

Между прочим, почти то же самое пришло в голову и Льву. Но при нынешних обстоятельствах он говорить об этом не осмеливался. Прежде надо выдержать некоторое время, непременно публично покаятся и быть может тогда...

Особых угрызений совести из-за брата Лев не испытывал. Другое дело Юля и Оля. Перед ними он был страшно виноват и растрачивать свое раскаяние по мелочам не собирался. Все оно предназначалось исключительно Юле Гуляевой и Оле Баритончик.

Юле он для начала направил послание. Сочинял его шесть академических часов, закончив только на лекции по истории отече ства. Слова подбирались трудно. Из-под гелевого пера привычно вылетали шутки, которые он тут же перечеркивал. Кэвээновский опыт здесь был явно неуместен.

Наконец, он дошел до точки, послание свое приколов к букету цветов. Их чудесное название он забыл сразу при выходе из магазина.

К Юле его не пустили, а когда он полез в окно третьего этажа, то едва не сорвался вниз. Удержавшись в последний момент, букет он все-таки выронил. Цветы и письмо упали на крышу "скорой помощи", которая немедленно умчалась. Пришлось слезать и, выблазнив у дежурной сестры чистый листок, писать письмо заново. Получилось более искренно...