Магнит (СИ)

Что-то было сильнее Кейси. Все в испуге отпустили её руки. Все, кроме Ала. И Ал за это поплатился.

Меньше, чем через долю секунды, оба исчезли в этом смогу, как будто бы их и не было.

И смог снова стал обыкновенным. Даже не внушающим страха.

Бри осела на землю, схватившись за голову. Я опустился на корточки рядом с ней.

— Кейси и Ал мертвы, — гробовым тоном возвестила она.

— Я вижу, — сказал я.

Семь. Восемь.

Ещё четверо.

Все вокруг молчали. Вернее, шёл по толпе какой-то гул, но отнюдь не членораздельный

— И это не конец, — прошептала Бриджет.

И я верил её словам. Я и сам мог так сказать.

Это был не конец. Это было начало конца.

И что нас ждало впереди, мы не знали. Дальше — финальные аккорды, которым мы не должны были сопротивляться.

Но как можно не сопротивляться, когда на кону стоят жизни людей? Твоя жизнь? Жизни тех, кто тебе дорог?

ГЛАВА 11. ГОЛОС РАЗУМА

Я сам себя казнил в моём жилище.

— Данте Алигьери "Божественная комедия"

Сидни

Когда я проснулась, то даже и не сразу вспомнила, где я. Только спустя минуту поняла, что я в больнице. Вспомнила.

А ещё через минуту я вспомнила, что у меня больше не было мамы.

Плакать не получалось. Слёзы душили меня, а наружу не выбирались. Но я чувствовала себя опустошённой. Будто всё из меня вытряхнули, оставив лишь оболочку.

Медсестра пришла, измерила мне давление, померила температуру. Проверила рану. Я видела, как она пыталась скрыть своё удивление. Оно и понятно: рана исчезла, словно её и не было.

У меня сил изумляться этому факту уже не было. Все мы помнили ситуацию Бриджет, ситуацию Томаса. Бри сидела со мной до последнего, пока её не выгнали. И я поняла, что зря я на неё злилась. Она была настоящей подругой. Просто раньше подруги не было у неё.

Когда она позвонила Томасу, то хотела дать мне трубку, но я лишь отвернулась к окну. Не было у меня желания с ним говорить. Конечно, можно вспомнить о том, что он меня спас. Вот только сообщение о том, что меня нужно спасти, было отправлено не ему, а Бри. Он всего лишь получил приглашение прийти в бассейн. И шёл туда, не подозревая, что его ожидало.

И я видела в его глазах, что ничего он ко мне не чувствовал. Томас никогда не полюбит меня так, как люблю его я. В этом я не сомневалась.

И теперь мне становилось больно от того, что я ему открылась. Иногда лучше молчать о том, что чувствуешь. Потому что можешь остаться ни с чем.

— Мисс Грин, ваш отец…

— Он в городе? — оборвала я медсестру на полуслове.

— Да. Он приехал.

Стоп. Как отец мог приехать в Тэррифилд, если Чарли не могла из него выехать? Как это вообще работало? Вход открыт, а на выход не пускают? Или пускают, но избранных? Или же не пускают как раз-таки избранных?

Дверь палаты открылась, и зашёл папа. Я не хотела его видеть. И одновременно понимала, что других родных людей у меня в городе больше не было.

Медсестра вышла, оставив нас с ним. Он осторожно присел на стул. Тот самый, где вчера дежурила Бри, искренне беспокоясь обо мне.

Я молчала. Не хотела говорить никаких фраз а-ля «Здравствуй, папа, где ты был, я так скучала». Не хотела лгать. И так всё ложью было покрыто. Всегда. Везде. Он никогда не для мне по-настоящему родным человеком. Даже фамилию носил другую, не такую, как у нас с мамой.

— Сидни, — позвал он меня. Отвечать ему мне не хотелось.

Тогда он позвал меня снова. А я продолжала не смотреть на него. Мне хотелось теперь лишь одного: чтобы он поскорее ушёл отсюда.

Или же, наоборот, я была рада его видеть?

— Почему ты приехал так поздно? — холодно спросила я, сдавшись и посмотрев на него. Выглядел он неважно. Даже наличие чёрного костюма не делало его вид лучше. Не бритый, с кругами под глазами. Усталый какой-то.

Но становилось не жалко его, нет. Становилось смешно. Потому что насколько изменились мы, насколько уставшими выглядели мы, и насколько поменялся он можно было даже не сравнивать. И так было ясно, что, верней, кто тут перевешивал.

— Я виноват, — сказал он вместо того, чтобы дать хоть какие-то объяснения. Хоть лживые. Неважно абсолютно.

— Очень рада, что ты это, наконец, признал, — фыркнула я и проглотила накатившие слёзы.

— Я идиот.

— Я в курсе.

Папа закрыл лицо руками и откинулся на спинку стула. Я закусила губу.

Почему, почему, зачем он приехал именно сегодня? Он не мог выбрать другой день?

— Мне очень жаль, Сидни, правда, — проговорил он.

— Не смей врать, — сухо отрезала я. — Если бы тебе было жаль, ты бы всегда был с нами. А так тебя с нами не было. Ты для нас никто. Тряпка.

Я испепеляла его гневным взглядом. Он молчал.

— Уходи, — только и сказала я, поняв, что вряд ли он готов был в чём-то раскаяться.

И тогда он встал, кинул на меня последний взгляд и ушёл из палаты.

А я заплакала. По-настоящему.

***

Отец приезжал рано утром. В семь. Занятия в школе начинались в пол девятого. Мне туда идти было не нужно. Я веб в больнице.

После ухода отца я ещё немного поспала. Не скажу, чтобы мне снилось что-то нормальное. Нет, не снилось. Снился какой-то жуткий бред: лягушки в крови, метель, даже скорее невиданный буран. Голоса какие-то.